«Здесь нам никто ничего не должен»: как в Петербурге живут беженцы из Украины полгода спустя

— После Евромайдана в Украине начались волнения как на рынке валют, так и на рынке труда. С горем пополам прошла весна, я работал на стройке, но работы было все меньше и меньше, а инфляция росла. Большинство начало жить от зарплаты до зарплаты.

После того как к России присоединили Крым, в Донецке начали ходить разговоры о том, что тоже было бы хорошо стать частью РФ. И вот ближе к концу августа я увидел самолеты в стороне аэропорта и дым вокруг него. Для меня это стало началом гражданской войны и, как и для многих дончан, началом перемен.

Я занимался отделкой квартиры одного майора СБУ. Он тогда приостановил ремонт и сказал мне, что, скорее всего, здесь в ближайшее время работать и жить станет невозможно. В мою голову тогда начали лезть мысли о том, что мне делать дальше. Работы не было, денег тоже, а в городе начали появляться новые люди с оружием.

Я принял решение искать работу в России до урегулирования ситуации в Донецке. Чисто случайно связался с одним из знакомых и узнал, что он работал в Твери на стройке. Час разговаривал по телефону, в итоге меня взяли к ним в бригаду. Вечером я уже звонил матери, чтобы предупредить, что на три месяца уезжаю в Россию на заработки.

В Твери я попал в бригаду на стройку, которая состояла из ребят из Донецкой и Харьковской областей. Мы быстро сработались. Но месяц спустя вся бригада начала подозревать, что что-то с этой работой не так: вместо тысячи рублей в неделю на питание нам выдавали по пятьсот рублей, с каждой неделей мы получали все меньше и меньше денег. Дошло до того, что на еду бригадир давал нам на балок по 200-300 рублей на 2-3 дня, а в балке проживало по меньшей мере пять человек. Многие начали поговаривать, что пахнет «кидаловом», и через две недели эти опасения подтвердились. Нам дали понять, что денег сейчас нет и намекнули, что если мы уйдем, то их и не будет.

На протяжении всей этой истории я созванивался с домом. Стало понятно, что пути назад уже нет — в Донбассе идет братоубийственная война. Я разузнал телефон дальних родственников в Питере и попросил помощи у них. Так как денег у меня не было даже на поезд, им пришлось ехать за мной в Тверь, так в конце августа я оказался в Питере. Город ошеломил меня своей красотой и историей — действительно казалось, что я попал в Европу.

Родственники мне помогли снять квартиру и оплатили первый месяц аренды. Первую свою работу здесь я искал недолго, просто вышел из дома и увидел в ста метрах от него автомойку. Пришел туда и сразу устроился мойщиком.

Через некоторое время встал вопрос о моем статусе на территории России. Учитывая развал на Украине, да и прелесть Петербурга, я принял решение остаться здесь и оформить себе статус беженца. Как-то утром я пришел к УФМС и просто ахнул: у здания собралось по меньшей мере человек двести. Все кричали, были на нервах, и никто не знал, что делать и как оформлять документы. Кто-то пытался получить жилье, у многих было по 3-4 ребенка. Отстояв весь день, я так и не попал в нужный мне кабинет — очередь остановилась на середине. Слава богу, там нашелся человек, который составил список на следующий день.

Я вернулся для оформления желаемого статуса, прождал пять часов и прорвался в кабинет, где мне сказали, что статус беженца я не получу — максимум «временное убежище». Во время заполнения анкеты я слушал окружающих, наблюдал за ними и понял, что не все так гладко в России: мамаши с детьми бегают, пытаясь найти хоть какое-нибудь жилье, сотрудники ФМС, работающие на месте, не могут ответить и на половину вопросов.

Пока мое заявление рассматривали, я начал искать более оплачиваемую работу и ушел с мойки. Везде, конечно, говорили, что берут только граждан РФ, спрашивали о разрешении на работу и регистрации. После долгих поисков я утроился на птичьих правах в одно заведение барменом. До этого я уже стоял за стойкой восемь лет.

Каждый день я думаю о доме, но, если честно, после увиденного в новостях и соцсетях, я могу твердо сказать, что вернуться туда можно будет только в том случае, если Донецк и Луганск станут частью России или автономией. То, как грабили наши регионы киевские политики и олигархи, я наблюдал в мирной жизни, сейчас я вижу, как они поступают с мирным населением моего города, убивая земляков и называя их террористами.

— Когда я уезжал в Россию, люди из ДНР отговаривали от поездки, но я не послушал и в начале лета приехал в Петербург.

Летом я поступил в РГПУ им. Герцена на бюджетное отделение факультета математики. Мне очень повезло: было всего 19 мест, а я как раз оказался 19-м. Стал старостой группы. Сейчас почти сдал сессию. Весь семестр я проработал в вегетарианском кафе, поэтому было сложно: учеба, работа, а после работы уже час ночи и пора спать.

Я гражданин России, но родился и вырос в Краматорске. Когда я приехал в Петербург, у меня был только заграничный паспорт, но тут я с легкостью получил внутренний. Никаких льгот при поступлении тоже не было, я ведь гражданин России. Но зато из-за того, что я бюджетник, мне дали место в общаге, я плачу за нее тысячу рублей в месяц. Денег сейчас хватает, но не на многое — пару раз в неделю могу попить кофе в кофейне, «МакФлурри» в Макдональдсе купить.

Небольшие проблемы были с военкоматом: нужно было в беготне собрать большой пакет документов. Надо страховой полис сделать. Еще, наверное, ИНН стоит оформить. После бакалавриата, я так понял, меня призовут в российскую армию. Я не горю желанием служить, но и отлынивать тоже не стану. Это же всего один год — поднакачаюсь. Там правила, дисциплина, жизненный опыт получу. На войну, думаю, не отправят.

На Новый год хотел съездить домой — в Краматорске у меня осталась мама, куча родственников, мы не виделись больше полугода — но вот денег не нашлось. С родными в Краматорске мы постоянно созваниваемся. После того как его взяли войска, в городе почти спокойно, только на границе города постоянно проходят учения украинской армии — стреляют постоянно. Непонятно, впустят ли меня теперь туда, я же гражданин России. Хотя, несмотря на это, осенью мне пришла повестка в украинскую армию. И российской армии я нужен, и украинской. На два фронта воевать!

Еще я не знаю, как теперь быть с тем, что я носил еду ополченцам. Это забавно, потому что моя подруга то же самое делала для солдат украинской армии. Мы очень удивились, когда друг о друге это узнали. Я раньше бы весь такой за ДНР, за ополчение. А теперь не знаю. Блин, ребята, зачем воевать? Сдались бы этим украинцам и стали бы все украинцами. Подумаешь!

В Петербурге очень круто. Я отсюда никуда не уеду, только на каникулы — на месяцок на родную Украину. Я вижу свою жизнь здесь, я полюбил этот город. То, что я из Украины, никто не замечает, если только я специально не говорю. Я тут как обычный человек, как русский. Через пару дней после того как я начал работать в кафе, туда вышла девушка. Ее Настя зовут. Сейчас я с ней встречаюсь — это вообще огонь!

Мне недавно приснился сон. На улице у моего дома перестрелка солдат и ополченцев. Кого-то ранили и оставили, во сне не было понятно, кого. И вот этот раненый лежит под окнами — я выбежал, начал обрабатывать его раны перекисью водорода. Проснулся в холодном поту. Я не раз вспоминаю события в Донбассе, все, что видел, и начинаю грустить. Но из-за девушки отпускает — она меня спасает.

— Поводом для отъезда стала война и страх за годовалого сына. Страх за его жизнь. Бесконечные бомбежки города не давали надежды на лучшее. Даже не знаю, что было страшнее — оставаться или ехать, ведь ехать было некуда и не к кому. В июле все-таки уехали в Ленобласть, поселились в Токсово на даче у местного жителя. В группе для беженцев «Мирное небо» написал мужчина, что примет беженцев. Мы с ним созвонились по Skype. После переезда муж сразу устроился на стройку. Помогали соседи, помогали неравнодушные к нашей беде люди. Мы им очень благодарны.

После Токсово мы жили в общежитии, а теперь снимаем квартиру рядом со станцией метро «Ломоносовская». Муж уже где только ни работал. Сейчас трудится в фирме по продаже светильников: зарабатывает тысячу рублей в день. Вечерами и ночами он подрабатывает в мебельном цеху — делает диваны и кресла. До этого чинил компьютеры, делал электрику и рыл могилы на кладбище. Вообще-то у него высшее экономическое образование, но беженцам редко везет с честным работодателем, ну, или с работодателем, готовым принять беженца на нормальную работу.

Я сама пока сижу дома с ребенком: сыну сейчас год и семь месяцев, в детский сад пока не берут. Недавно придумала себе подработку: дома, в Горловке, я пекла пиццу и решила попробовать то же самое здесь. У меня особый семейный рецепт от мамы — мы его никому не даем. Выручка с каждой пиццы 150-200 рублей, продаю ее через соцсети — «Пицца по-донбасски» называется. Этих денег хватает, чтобы оплатить супругу дорогу на очередное собеседование. Хочется, конечно, не дома пиццу печь, а организовать свое дело.

Нам здесь очень помогают наши новые друзья: мы часто остаемся без денег, когда заплатим за аренду жилья. Бывает, что нам не на что купить ребенку еду и подгузники. Нас выручали и волонтеры. Вообще люди — для нас главная поддержка. От властей России было меньше помощи: никаких финансовых выплат не было. Говорят, беженцам выделяется помощь. А тем, у кого, как у нас, временное убежище или разрешение на временное проживание, не дают ни копейки! Хотя я и не утверждаю, что они должны нам помогать. В России много семей, которые нуждаются.

Здесь нам никто ничего не должен — нам должно правительство Украины! Должно детские пособия, это как минимум, но оно нас убивает. Я хотела бы вернуться, но когда я звоню по телефону родным, то слышу, как бомбят. Страшно.