На прошлой неделе несколько десятков сотрудников канала 100ТВ написали заявления об увольнении. Большая часть уволившихся работала в новостном вещании. Бывшие сотрудники объясняют свое решение тем, что не готовы остаться на канале, перешедшем под контроль холдинга «Ньюс медиа» Арама Габрелянова.
Вещание в старом режиме продолжится до 1 июля, после этого в эфире будут только фильмы. Официальный перезапуск канала под новым названием LifeNews Neva произойдет осенью. Что утратит город с исчезновением петербургского канала 100ТВ, рассказывает журналист и блогер Игорь Антоновский, проработавший там помощником режиссера шесть лет.
Фото: Shutterstock
«Сотка» в самой своей сути всегда ассоциировалась у меня с одним видеоинженером, который постоянно пил и регулярно попадал в больницу со страшным диагнозом. Происходило это с периодичностью раз в несколько месяцев, выходил он оттуда с трубками из живота, повышенным сахаром и строжайшим запретом пить под страхом смерти, — но снова бухал и снова попадал в больницу. Выглядел он все хуже и хуже, уже еле дышал, и было непонятно, как же можно вот так жить. Однако он жил, и дай бог ему здоровья.
С «Соткой» получалось так же. Каждый день я слышал разговоры о том, что канал разваливается, что скоро его не будет, что до конца осталось совсем чуть-чуть. Сыпались дивикамовские кассеты, разваливались камеры, сходило с ума руководство, а на его место приходило новое, — но и ему не пророчили ничего хорошего. При этом организм существовал и, что важно, работал.
Здесь ничего не монтировалось на коленках — даже новостными сюжетами занимались чинные художественные монтажеры
Коридоры «Сотки» по атмосфере напоминали выпускной класс: каждый готовился вот-вот покинуть канал — так было всегда, на протяжении всех шести лет, что я там работал или снимался. Покинуть канал, вот только сдать экзамены в виде сегодняшнего эфира и умчаться в новую жизнь — куда-то, где платят и делают все серьезнее. Но никто никуда не уходил.
И вот теперь этот выпускной класс все-таки справил свой последний звонок, как и положено, — в мае.
«Сотки» больше нет. Это было очаровательное провинциальное телевидение, по духу схожее с советскими застойными НИИ, какими их описывают в фантастической литературе.
На «Сотке» хорошо было спать — в комнате отдыха на четвертом этаже БЦ «Веда-Хаус», или в курилке «Сити-Центра», или в тачке по дороге на съемки. Дремать, ожидая монтажа, разморенным на солнце, которое пробивается сквозь толстые стекла бизнес-центра.
Здесь редко менялись лица, здесь не гонялись за сенсациями, здесь ничего не монтировалось на коленках — даже новостными сюжетами занимались чинные художественные монтажеры, которым покрасить красиво было важнее, чем выдать в эфир сырой материал. И корреспонденты их ждали.
Ухмылка судьбы: на место «Сотки» приходит LifeNews, где гоняются за скандалами, где не поспишь и не покрасишь материал, снятый случайным прохожим на мобильный телефон.
Основанный петербургским конферансье Андреем Максимковым в 2003 году, канал 100ТВ унаследовал все традиции ленинградских телекапустников. В эфире появился попугай Вака в качестве соведущего, «Сказки Дедушки Мокея» — детская программа, прожившая на канале шесть лет, ироничные новости от бывшей команды петербургского «Сегоднячко».
В 2006 году канал перешел под контроль Олега Руднова. Близкий Путину медиаменеджер никогда не относился серьезно к своему главному медиаактиву: как мне казалось, на первом месте для Руднова были радио и газеты, входящие в холдинг «Балтийская медиагруппа». Оно и к лучшему: «Сотке» очень многое позволялось. Там продолжали интеллигентно иронизировать и скоморошничать, в прямой эфир к Александру Маличу приходили клубные рок-группы, а ночью начинало свою работу FM-TV — радио в прямом телеэфире, драйвовое и живое общение. Художественным руководителем FM-TV был друг Руднова — режиссер Александр Сокуров. Он требовал от ведущих приходить на эфир в галстуках и рубашках, часами гипнотизировал коллектив философскими разговорами — и это давало свои плоды. Чего никогда не было на «Сотке», так это пошлости. Здесь никогда не шли на компромисс ради внимания низовой аудитории.
Провинциальность — была. Попадая в объектив старенькой и разваливающейся камеры (на канале всегда было очень плохо с техникой), крупный европейский мегаполис превращался в смешное захолустье с бабушками-лыжницами, поэтами-самоучками и премьерами в кукольном театре. Провинциальность эту сложно было чем-то уничтожить, она была сутью нефедерального канала.
Это было очень интеллигентное телевидение — еще одно очевидное проявление антагонизма грядущему лайфньюзовскому будущему.
Я никогда не сомневался, что «Сотку» закроют: снесут стены и вынесут диваны, на которых спал, уберут столы, на которых бухали, выгребут монтажки, в которых ждал конца смены, как ждешь конца учебного дня в мае в 9-м классе.
Чего никогда не было на «Сотке», так это пошлости. Здесь никогда не шли на компромисс ради внимания низовой аудитории
От «Сотки» как от школы у меня остались тысячи историй, сотни соучеников, десятки одноклассников, учителей, друзей, развороты судьбы, моменты кристального и чистого счастья. Но это слишком личная история.
Больше в эту школу я никогда не вернусь с чаем, тортиком и бутылкой коньяка. Теперь в этой школе будут идти боевые действия, разворачивающиеся на наших глазах медиавойны. Там будут бегать, суетиться и взрывать инфоповоды, и никто не будет спать сладко и самозабвенно в комнате отдыха. А спать на «Сотке» — было самым прекрасным.
