Житель Петербурга Василий Иванов выиграл в ЕСПЧ дело о нападении на него в 2012 году. Суд постановил, что Россия «не соблюдает запреты на бесчеловечное отношение и дискриминацию», и присудил пострадавшему моральную компенсацию — 16,3 тысячи евро.
На Иванова напали после митинга, в котором он участвовал под флагом «Альянса гетеросексуалов за права ЛГБТ». Вместе с ним пострадали и другие представители ЛГБТ-организаций. Российский суд расценил действия нападавших как хулиганство и «отпор пропаганде».
«Бумага» поговорила с Василием Ивановым о последствиях нападения, многолетнем рассмотрении дела и рисках, которые возникли у него после публикации решения ЕСПЧ.
Василий Иванов
Активист
Как на ЛГБТ-активиста Василия Иванова напали на митинге в 2012 году
— Расскажите, что произошло на марше в 2012 году. Что это была за акция, как вы туда попали и какая у вас была мотивация?
— 12 июня 2012 года в Петербурге проходил согласованный митинг «День России (без Путина)» — это еще не считалось дискриминацией властей и армии. Проводили его демократические силы города: «Солидарность», «Яблоко», «Демократический Петербург».
Я пошел на акцию под флагом правозащитной организации «Альянс гетеросексуалов за права ЛГБТ», в которой тогда состоял. Мы не соглашались с политикой, которую проводили власти в отношении ЛГБТ-людей: нам не нравилось, что наши интересы никоим образом не учитывают, поэтому мы открыто пришли протестовать.
Туда же на митинг пришли неонацисты — они были с имперскими флагами, позднее дознаватель сообщил, что они состоят в организации «Русская пробежка». Весь митинг они пытались нас провоцировать, но их разогнали: там была полиция, это было официальное мероприятие, плюс у них на лицах были маски, а тогда как раз появился запрет на ношение масок на массовых мероприятиях.
Когда закончился митинг, эти неонацисты последовали за нами — колонной людей из разных правозащитных организаций, в частности «ЛГБТ-сети», «Выхода», «Альянса гетеросексуалов за права ЛГБТ». Мы обратились к полицейским и попросили присмотреть за нами, но они отказались. Позднее обратились еще раз и еще раз получили отказ.
Немного не доходя до Невского проспекта эти неонацисты на нас напали, несколько из них использовали перцовые баллончики. Мой нападавший просто ударил меня. Нападение было очень быстрое, длилось минуты две. Они выбежали из-за угла, несколько раз ударили, разбрызгали баллончики и разбежались.
Моего нападавшего позднее случайно вычислили — он проходил по нескольким делам о нападении на мигрантов, поэтому его неоднократно задерживали (как сложилась судьба остальных нападавших, Василий Иванов не знает — прим. «Бумаги»).
У нас было много фотофиксации, снимков с камер, в том числе файлов формата TIFF, который невозможно редактировать, что нам сильно помогло потом в мировом суде.
У меня также было трое свидетелей, двое из которых подтвердили мои показания. Это, как мне объяснили мои юристы, все-таки было главным подтверждением для мирового суда, что на меня действительно напали.
Дело [о нападении на колонну активистов] хотели похоронить, поэтому мы обращались к уполномоченному по правам человека в Петербурге, в Генеральную прокуратуру города и другие органы. Только после множества писем нашим десяти заявлениям дали ход. Все, кто там [в колонне] был, написали заявления.
— Какие травмы вы получили в результате нападения? Как долго восстанавливались?
— Это не было жестокое избиение. Он [нападавший] подбежал, ударил, схватил какую-то атрибутику и убежал. Ударил не сильно. Скажем честно: была ссадина и всё.
Мы могли получить серьезные увечья, но нас спасло, что это суббота и центр города.
Как суд расценил действия нападавшего и как это событие повлияло на Иванова
— Позднее суд расценил действия нападавшего Дмитрия Дайнеко как хулиганство и «отпор пропаганде». Сколько лет и в каких судах вы пытались оспорить это решение?
— Надо отметить, что нападавшие подключили к делу [православного активиста, руководителя петербургского отделения «Народного собора» Анатолия] Артюха и [депутата Госдумы, православного активиста Виталия] Милонова. У Дайнеко было три защитника. Их усилиями удалось перевести статью из «хулиганства по мотивам ненависти» в «побои».
По версии суда, я шел один по набережной и Дайнеко из хулиганских побуждений напал на меня. Мировой суд была единственная инстанция, которую я проходил [лично]. Там Дайнеко осудили — и вс ё.
Позже моим делом занималась юристы «ЛГБТ-сети» и фонда «Сфера». Насколько я понимаю, мы проиграли все апелляции и дошли до Европейского суда [по правам человека].
Я предполагаю, что [российские] суды не хотели раскручивать дело по мотивам ненависти из-за ЛГБТ-людей. Возможно, будь это какая-нибудь духовная семинария, то статья была бы иная.
— То есть вы особо не следили за делом?
— После вынесения решения мировым судом мое присутствие уже никоим образом не работало. Тем более я юридически не подкован, поэтому я просто время от времени встречался со своими защитниками, подписывал какие-то документы.
— Встречались ли вы с Дайнеко? Что он вам говорил? Что вы о нем знаете?
— Я никогда не был с ним знаком. Ни сам Дайнеко, ни кто-то из его окружения не пытались ни разу со мной поговорить.
Мы виделись с ним в суде и там общались максимально нейтрально. Подозреваю, что адвокаты объяснили Дайнеко, что любая агрессия в мою сторону не пойдет ему на пользу.
Но, честно говоря, после суда я еще два года ходил и регулярно оглядывался, потому что в суде были мои данные, я жил по адресу регистрации и знал, чем занимаются эти [нападавшие] люди. Долго было страшно ходить по темным улицам и подъездам.
— Как на вас повлияло нападение? Изменили ли вы свои взгляды после этого?
— Я никак не изменил свои взгляды в результате этого нападения. Всё, что касается правозащитных вопросов, моего мнения о текущей ситуации — ничего из этого не изменилось.
Мое отношение к ЛГБТ никак не изменилось, даже улучшилось, потому что я познакомился со множеством прекрасных людей после этого нападения.
Но спустя годы я понимаю, что именно из-за этого нападения я ушел из активистской деятельности. Мне стало страшно, что меня могут отпинать — иногда безнаказанно. Я остался пассивным сторонником активистов, я общаюсь с ними, иногда участвую в безобидных мероприятиях. Но выйти на митинг, написать открытое письмо — этим я не занимаюсь сейчас.
Почему Иванов обратился в ЕСПЧ
— Когда, как и почему вы приняли решение обратиться в ЕСПЧ?
— Я помню, что меня вызвали мои юристы и сказали, что решения выносятся не в нашу пользу, поэтому мы подаем обращение в ЕСПЧ. Они спросили мое согласие, и всё.
Я не хотел никого сажать в тюрьму и мучить до смерти. Тюрьма — не лучшее место для любого человека. Моя цель — показать этим людям, что нельзя так себя вести, что это наказуемо, за это можно оказаться в тюрьме.
Посыл обратиться в ЕСПЧ — показать российской судебной системе, что она неправильно вынесла решение: есть меньшинства, есть мотив ненависти, государство должно это принимать и учитывать.
Самое смешное, что в нашем Уголовном кодексе есть статьи о ненависти, но применяются они очень выборочно. Это очень печально, потому что нападение на меня — классический кейс нападения на почве ненависти. А в [российском] суде получилось что-то из серии сюрреализма: «Напали на тебя потому, что открыто выступаешь в поддержку геев, а то, что по морде получил, — это из хулиганских побуждений».
— Как организован процесс подачи документов в ЕСПЧ? Сколько времени это у вас заняло? Сколько денег вы потратили?
— Мне тяжело так сказать. По времени это было небыстро. Я иногда приезжал в офис «Сферы», мы общались с юристами. По деньгам я тоже затрудняюсь ответить: я оплачивал необходимые услуги, например перевод каких-то документов, оформление доверенности и так далее. Больших расходов у нас не было.
Представители правозащитных организаций, которые вели мое дело, живут за границей — я подозреваю, что они занимались этим на месте.
Мне никто не выставлял никаких счетов, за что я очень благодарен.
— Какие этапы рассмотрения были у вашего дела? Вы следили за ними?
— Мы подали документы, дело очень долго лежало на рассмотрении. Несколько лет назад юристы сообщили мне, что дело рассматривается комиссией. И вот недавно по нему приняли решение.
Почему Иванов не получит компенсацию
— Как и когда вы узнали о назначении компенсации? Что почувствовали?
— «Мы тебе дарим самолет, но он закопан в 30 километрах под землей» — ощущение примерно такое.
Мне переслали решение ЕСПЧ, готовый документ, а также перевод в общих чертах. Сейчас я жду, когда мне дадут подробный перевод решения.
Я знал, что мы [Россия] вышли из ЕСПЧ и теперь не признаем решения суда, поэтому понимал, что не получу эту компенсацию. Я на всякий случай спросил юристов, есть ли хоть какая-нибудь возможность получить ее, — все таки это не 5 рублей. Но юристы твердо сказали, что нет.
Компенсация никаких эмоций не принесла. Это просто цифры из воздуха.
— То есть юристы уверены, что Россия не выплатит деньги?
— Законопроект подписан президентом — с 16 марта 2022 года Россия не выполняет решения ЕСПЧ. Все [решения], что были после этой даты, Россия не выполняет. Мое решение вынесено 10 января 2023 года — это явно после 16 марта [2022-го].
— Чувствуете ли вы себя в безопасности после победы в этом деле? Видите ли какие-то риски?
— То, что происходит со сферой ЛГБТ в России — репрессивные законы и давление на правозащитные организации, — говорит, что риски у меня есть.
Такие открытые решения ЕСПЧ — плевок в сторону нашего тоталитарного государства. Думаю, что в силу своих масштабов я не представляю никакой угрозы для истеблишмента, но и Саша Скочиленко со своими ценниками ее не представляла. Страшновато, конечно.
Чем занимается Иванов и что он думает про закон о запрете «ЛГБТ-пропаганды»
— Кем вы сейчас работаете и где живете?
— Я недавно вернулся в Петербург, работаю в сфере торговли. Компания, где я устроен, поддерживает то, что называют таким выражением, как «СВО», — например, деньги, которые компания выделяла на корпоратив, направили на оснащение мобилизованных Но когда я раньше участвовал в митингах [в 2010-х], никто мне ничего не говорил.
— Вы совсем оставили активизм?
— Я хожу на встречи, общаюсь с правозащитными организациями, иногда участвую в каких-то закрытых мероприятиях. Но не выхожу на улицы, не пытаюсь ничего добиться от администраций и комитетов.
— В декабре Путин подписал закон о запрете «ЛГБТ-пропаганды» среди взрослых. Как вы относитесь к этому событию и повлияло ли оно на вашу жизнь?
— Отношусь ровно так же, как и к закону 2013 года. Это полная чушь и это вредит нам, людям, которые находятся в этой среде. Эти законы направлены не на то, чтобы защитить детей и взрослых от каких-то насильственных моральных действий, а на то, чтобы искоренить малые независимые группы.
Это тоталитарный наезд на граждан, требование не высовываться, сидеть с Библией и чтить Путина — тогда всё будет хорошо.
Этот закон усугубит и так неприятную ситуацию, в которой находятся ЛГБТ-сообщество и правозащитные организации, которые защищают этих людей.
По отношению ко мне, думаю, этот закон никак не применим. Я и так всю жизнь живу достаточно закрыто — закроюсь еще больше. Я не смогу открыто выражать себя, не смогу открыто сказать, что у меня, допустим, есть партнер.
— Ощущаете ли вы самоцензуру?
— Я себя сильно сдерживаю из-за той политической ситуации, которая есть у нас сейчас. Очень осторожно общаюсь с людьми, которые не входят в мой круг.
— Как думаете, к каким последствиям может привести этот дискриминационный закон?
— Мы уже наблюдаем это. Ситуация доходит до абсурда: например, театральный фестиваль «Радуга», который проходит с 2000 года, берет и меняет название, чтобы не дай бог это не признали «пропагандой ЛГБТ». Плюс появляется больше доносов.
У нас и так очень необразованное в социальном, политическом плане население, а им еще дают эти законы, которые только разжигают межсоциальную ненависть.
— Как думаете, если бы сейчас проходила акция в поддержку ЛГБТ, вы бы на нее вышли?
— Я бы очень хорошо подумал и с вероятностью 80 % не вышел бы. У меня жизнь одна. Для того, чтобы изменилась ситуация, чтобы я был услышан, нужна другая конъюнктура. Выйдешь — тебя изобьют и посадят. Сейчас смысла в точечных акциях нет.
Нужно менять власть полностью — только тогда можно будет выйти на митинг в защиту прав ЛГБТ. Сейчас нужны митинги только за смену власти. Нужно сначала сменить власть, а уже потом поднимать вопросы узкого характера.
— Планируете ли вы отъезд из России и почему?
— Я об этом думаю постоянно, но, чтобы уехать за границу, нужно решить много базовых вопросов: получить вид на жительство, выучить язык и так далее. Здесь, в России, у меня закрыты все базовые потребности: дом, работа, общение. Да, тут много проблем. Там с этим будет гораздо сложнее, и я не хочу лишаться комфорта.
Где лучше: там, где я не могу открыто выражаться или где у меня не закрыты базовые потребности? Я же не смогу взять и завтра стать гражданином Швеции.
— А есть какая-то красная черта — нечто, после чего вы просто собираетесь и уезжаете?
— Если начнут сажать и расстреливать — однозначно побегу, поплыву и всё что угодно. Это должна быть угроза моему существованию.
