«Я сначала стал националистом. Затем в тюрьме — православным человеком»: о чем думает Николай Бондарик

— Когда сформировались ваши взгляды? Еще до окончания вуза?

— До 8 класса я учился в обычной школе, а потом меня перевели в физматшколу № 121. Так получилось, что там больше половины класса были евреи и это, конечно, здорово сформировало меня как личность и мои убеждения. (…) [Далее Бондарик рассказывает о своем негативном отношении к одноклассникам, которые, по его мнению, «не связывали судьбу с Россией», одобрительно вспоминает своего друга, эмигрировавшего в Израиль, а также утверждает, что в советской системе «везде были евреи на ключевых постах»].

— Меня в политику втянул мой дядя Владимир Цикарев. Это был поэт, крупный человек представительного вида, трибун. Он мог вести за собой людей. Вот меня он тоже втянул. Втянул в «Русскую партию». Это единственная организация, куда я вступил официально. Я считаю себя до конца жизни членом «Русской партии». При вступлении в «Русскую партию» требовали свидетельство о рождении и свидетельства о рождении родителей. Ну и я осуществлял в партии фейс-контроль. Если человек чувствовал себя русским, а дедушка у него еврей — ничего страшного. Мы разрешали участвовать. А если он скрывал что-то, обманывал, то я считал, что человек работает на спецслужбы.

— Сначала я туда съездил как журналист, написал статью об этом. Был на похоронах мальчишек, которых убили молдавские полицейские перед началом конфликта, а потом уже поехал туда с отрядом, привез несколько тонн гуманитарки. Говорить, что там была война-война, нельзя. Это был конфликт малой интенсивности. В основном это было так: нажрались и стреляли во все стороны. Но наши добровольцы спасли Приднестровье.

Мы были там в составе черноморского казачьего войска. УНА-УНСО (Украинская Национальная Ассамблея — Украинская Народная Самооборона — украинская политическая партия праворадикального толка — прим.) я там не видел, и мне не рассказывали ничего о них. Так же как о каком-то Стрелкове-Гиркине (Игорь Стрелков, настоящая фамилия — Гиркин — один из лидеров непризнанной Донецкой Народной Республики, участник различных вооруженных конфликтов на территории бывшего СССР). Никогда я об этом не слышал. Я знал Костенко, грушника, спецназовца. Его потом самого приднестровские власти убрали.

Потом, на обратном пути, я успел вывезти два ящика гранат. У меня особого опыта в этих делах не было. Меня арестовали менты местные. Били в печень и требовали рассказать, кому я вез гранаты. Говорили: «Сейчас шлепнем тебя, а труп в Днестр выкинем». Били сильно, но не шлепнули.

— А для кого везли гранаты?

— Для себя, для личного… Напиши, что рыбу глушить. Все же все понимают, но сроки давности вышли. Мы тогда думали делать революцию. Был 90–91 год, я уже понимал, что что-то будет, к чему все идет. Что будет 1993-й (вооруженное противостояние сторонников и противников президента Ельцина, закончившееся расстрелом Белого дома из танков — прим.).

— Вы, когда вспоминали эти события, очень интересное интервью «МК» дали: «Мы готовили убийство Руцкого и Хасбулатова противотанковой миной».

— Я искренне жалею, что не грохнули Руцкого и Хасбулатова [здесь Бондарик акцентирует внимание на национальности обоих; вице-президент России Александр Руцкой и последний председатель Верховного Совета Российской Федерации Руслан Хасбулатов — участники событий конституционного кризиса 1993 года, оппоненты президента России Бориса Ельцина]. Я жалею, что их не грохнули, потому что тогда протест возглавили бы другие люди. Настоящих патриотов расстреливали, а Руцкой пошел губернатором работать, Хасбулатов пошел преподавать. Лидера парламентского большинства тогдашнего Илью Константинова (участник событий 1993 года, отец националиста Даниила Константинова, оправданного по обвинению в убийстве — прим.) взяли работать в «Горбачев-фонд». Меня бы туда не взяли.

— Тогда шли выборы в Заксобрание, я не просто шел туда, мы вместе с коммунистами образовали блок «Великая Россия» и проходили туда автоматически. Тогда перед Собчаком (первый мэр Санкт-Петербурга Анатолий Собчак — прим.) и его людьми лежал вкусный город, который надо было только нарезать: магазины, заправки, предприятия. Там один Шутов (Юрий Шутов, бывший помощник Собчака и избранный депутат Законодательного собрания Санкт-Петербурга, приговорен к пожизненному лишению свободы по обвинениям в заказных убийствах, покушениях на убийства и похищениях людей — прим.) у него крови попил. А таких было много.

У Собчака было интервью, в котором он сказал, что только после его указания на меня возбудили уголовное дело. Следственные органы не хотели. Сажать было не за что. Меня обвинили в убийстве, нашли неопознанный труп. Тогда каждый день находили неопознанные трупы. Нашли двух свидетелей, которые сказали, что убили по моему приказу. Одного я вообще не знал, а другой как-то где-то мелькнул на какой-то тренировке.

Меня брала ФСК (Федеральная служба контрразведки в 1995 году была переименована в ФСБ — прим.), хотели меня убить даже. Пока я лежал, надо мной спецназовец наклонился — и прямо из амуниции выпал пистолет. Упал рядом с моей рукой. Если бы я его тронул, меня бы застрелили. Меня арестовали, держали взаперти пять лет. Потом осудили на эти же пять лет. Подали кассацию в Верховный суд. Верховный суд отменил приговор, отправил дело на новое расследование, новый суд подтвердил приговор, но так как я уже сидел пять лет, меня выпустили из зала суда.

Спасибо Собчаку, что меня тогда в подворотне не убили. Мне еще повезло.

— Вы провели пять лет в «Крестах». Были порядочным арестантом?

— Я был авторитетом! Заехал в камеру, а по телеку меня показывают. Сейчас это санаторий, а раньше тюрьмы были забиты. Духота, свежего воздуха почти не поступает. На «Играх доброй воли» разогнали тучи, и потом было жаркое лето, каждый день выносили по трупу — сердце останавливалось. В хате стояла 50 с лишним градусов жара. Пыточные условия.

— С кем удалось познакомиться за время в «Крестах»?

— Был один криминальный авторитет, «казанский» (член казанской ОПГ — прим.). Такой настоящий гангстер. Симпатичный парень. Его когда менты преследовали, он отстреливался еще. В «Крестах» не проблема была за деньги в гости друг к другу ходить. Вот он меня за деньги в гости приглашал. Подарил молитвослов. Неисповедимы пути Господни: я стал православным человеком под влиянием казанского криминального авторитета. Потом мы пересеклись с ним, он от криминала отошел. Жена, трое детей, строит церкви по зонам.

С Валерой Ледовских (Валерий Ледовских, сооснователь тамбовской ОПГ — прим.) у нас была одна следователь.

— Чем занимались после освобождения?

— Я вышел 23 августа 1999 и начал участвовать в выборах: работал в пиаре, помогал разным людям.Тогда еще выборы были, платили за это хорошо.

— Кому помогали?

— Не скажу.

— Вообще никого не назовете?

— Я могу сказать, что осуществлял политические задачи. Работал всегда против «яблочников», поскольку считал их одними из самых омерзительных либеральных негодяев, которые несут ответственность за все эти «лихие 90-е». Ну, например, Голов (сопредседатель Социал-демократической фракции, член Бюро РОДП «Яблоко» Анатолий Голов — прим.) не прошел в Госдуму. Можно мне спасибо сказать. Многие «яблочники» никуда не прошли, потому что я работал против них.

— Специализацией был «черный пиар»?

— Всякий. Но в основном контрпропаганда. Я считаю, что если на деньги одного негодяя ты гасишь другого негодяя, то делаешь благое дело.

— Это разве сочетается с библейскими заповедями?

— Вполне себе. Ты противостоишь злу силой. Если есть возможность выбрать, кто пройдет в Госдуму, — законченный негодяй или так себе, — то лучше уж так себе.

— За любую партию, кроме «Единой России»?

— Фактически да. По крайней мере, то, что Петербург перестал быть «яблочной столицей», — очень большая моя заслуга.

— Вы судились с Парфенчиковым (Артур Парфенчиков, ныне глава Федеральной службы судебных приставов, ранее прокурор Петрозаводска — прим.). В СМИ писали, что он в вашем материале был представлен чуть ли не как крестный отец петрозаводской мафии.

— А, Артур-то? Меня ввели в заблуждение. Он, конечно, не самый лучший из людей, но как прокурор Петрозаводска был неплох. Я просто в Петрозаводске на выборах работал на его оппонента. И немножко перегнул палку. Мы с ним судились, он ездил в Петербург как частное лицо. Когда мне доказали, что я перегнул палку в отношении него, — мы помирились. Я мог бы этого не делать — истекали сроки исковой давности. Но я тогда уже был верующим человеком. Газета «Новый Петербург» опубликовала опровержения. Потом мы вышли из суда, пили коньяк в знак примирения.

— Пиар позволял вам безбедно существовать? Денег хватало?

— Абсолютно.

— До какого времени?

— Пока наш национальный лидер не запретил выборы вообще. 2003–2005 годы примерно.

— Чем дальше пришлось заниматься?

— Там пошли интернетные темы. 2004-й, 2005-й, 2006-й. У нас начался всплеск доткомов. Когда это пошло на спад, я решил реализоваться в качестве журналиста. В редакцию KM-online я пришел просто с улицы: «Здрасьте, у вас тут вакансия, я хочу попробовать». Мне говорят: «Ну напишите какую-нибудь статью на основе этой новости». Я написал статейку на коленке, ее тут же поставили на сайт — и взяли меня работать. Там поработал месяца два или три, а потом меня переманили в «Правду.ру».

Там работа строилась так: каждый четверг у Эрнста (генеральный директор ОАО «Первый канал» Константин Эрнст — прим.) главы СМИ, в том числе глава «Правды» Вадим Горшенин, получали темы, которые надо осветить. Темы эти спускал Сурков (на то время первый замруководителя администрации президента — прим.). Я хотел понять, как работает система пропаганды кремлевской. И я понял, потому что был внутри.

Что еще интересно. Я когда в KM-online пришел, то назвался Николаем Невским. И у меня даже паспорт не спросили, платили в конвертах. Им насрать. Ведомости нету. «Невский, иди распишись».

Каждый там вел свое направление. Я вел «яблочников». И еще «Справедливую Россию». И мы их постоянно гвоздили. Бывало так: я пишу якорную статью, а она потом с другой подписью появлялась в «Комсомольской правде». То есть я работал в таком мозговом центре.

Работая на одних негодяев, мы гвоздили других негодяев. Закончилось все интересно: мне понадобился кредит, и на работе пришлось показать паспорт. Через несколько дней на столе у Горшенина я увидел книгу «Политический экстремизм в России», где мне посвящено две главы. Я все понял. Расстались мы нормально, зла друг на друга не таим. Он нормальный мужик. Жена еврейка, сам бухарец или узбек.

— Почему под псевдонимом?

— Это журналистская практика, тем более время было неспокойное.

— А знаменитую статью про Байконур и тюбетейки писал Бондарик или Невский?

— Николай Бондарик. Из «Крестов». Я до сих пор считаю, что Байконур надо было выкупать у казахов за две корзины погремушек или два вагона тюбетеек. А если откажутся, надо демократизировать ситуацию.

— То есть вы тут поддерживаете Лимонова (глава ныне запрещенной НБП Эдуард Лимонов, отбывал срок за попытку вооруженного вторжения в Северный Казахстан — прим.)?

— Мы с Эдуардом Лимоновым знакомы даже, нас вместе как-то на «Стратегии-31» задерживали. Казахстана же не существует как государства. Он разделится естественно на старший казахский жуз, малый и средний. Так же как и Туркмения. Государство расколется, стоит убрать туркменбаши.

— Я там никогда официально не состоял. Но очень благодарен этой организации. Именно под их влиянием мои убеждения сформировались окончательно. Я сначала стал националистом. Затем в тюрьме — православным человеком, а тут триада завершилась, и я стал монархистом. Я понял, что идеальный способ управления государством — монархия. Конституционная, как в Англии или Швеции. Если бы у нас была конституционная монархия, то никаких таких Путиных у нас быть бы не могло.

У нас бы Путина монарх бы позвал чаек попить и указ об отставке бы вручил.

— Но ведь царская семья…

— Не проблема. Земский Собор выберет новую династию.

— Кого, например?

— Рюриковичей очень много, Романовы тоже остались, кстати. Это не идея фикс, это реально работающая политическая система в половине Европы: Испании, Дании, Голландии, Швеции, Бельгии. Монарха все любят, он не несет ответственность за повышение налогов, он глава национальной церкви и верховный судья. А еще он главнокомандующий вооруженными силами.

— Как у вас появился Hummer?

— Купил.

— Как? Я видел много обвинений в том, что вы украли деньги ТСЖ.

— Я был главой ТСЖ. На меня тогда писали доносы, конечно. Но там сколько бюджетов нужно украсть. Писали доносы в прокуратуру, были проверки. Hummer — это дотком. Там бешеные деньги можно было получить. Люди на рингтонах миллионы долларов подняли. Даже в 80-е было легко деньги делать. Мы с отцом за копейки арендовали помещение, он принес стулья, взяли в аренду телевизор и видеомагнитофон и открыли видеосалон. Начали показывать людям «Рэмбо». Я заработал безумные деньги.

Если бы я не занимался политикой, то вписался бы в темы, но политика мешает зарабатывать.

— Как расслаблялись после работы? Какие у вас хобби?

— Сейчас у меня хобби — я хожу в суд. А так, встречаюсь в кафешках с друзьями, был моложе — ходил по клубам и дискотекам. Путешествовал. Объездил почти всю Европу.

— А мигранты в Европе не раздражали?

— Я их очень много там видел. Они там кучкуются у себя в пригородах. В центре их нет. В Стокгольме в центре мало мигрантов. В Лондоне встречаются на улице, там политика мягче, но с лондонскими ценами… Кружка пива — десять фунтов. Мигрант удавится!

— А вы расист или нет?

— Ну вообще, расовая теория не противоречит христианству, а напрямую вытекает из нее. Есть же семя иафетово, проклятье хамово. Как я могу это отрицать? Семя хамово, мягко говоря, никогда не процветало. Ни африканские народы, ни индусы.

— Расскажите про ваш первый «Русский марш».

— С 2008 года хожу на «Русские марши», там либо в этом, либо в 2009 году я познакомился с Димой Евтушенко (неонацист Дмитрий Евтушенко обвиняется в призывах к массовым беспорядкам — прим.). Он придумал потом «русские зачистки», а я дал политическую формулировку. Идея была — заставить власть исполнять ее же законы. Запретить иностранцам торговать.

— На «Марши несогласных» ходили?

— Ходил на все. Мне было интересно. Неважно, кто выходит против Путина. Я же вижу, что с этой властью два пути: либо мы хребет об колено сломаем, либо она нас загонит в могилу. Сейчас уже 30 миллионов мигрантов в стране. К 2030 году русские будут меньшинством и мы получим прелести вроде Косово.

Я сразу смотрел на таких мероприятиях, с кем можно общаться. Нацболов (членов НБП, а далее — членов «Другой России» — прим.) я сразу классифицировал как полезных. С ними можно иметь дело. Народ дерзкий. Думаю, что в будущем они примут участие в революции. Такие силы можно использовать как кувалду, как на Майдане. Но на выборах они набирают один процент. Если Лимонов после революции не перестроится, то его ждет такая судьба. Но он не дурак.

— Но он и не молод. Неужели революция так близко?

— Я думаю, что через год-два мы увидим демонтаж системы. Я знаю, что они — мировое правительство, жидомасоны, Комитет трехсот — они существуют. Это очевидно совершенно. Я понял, что они существуют, когда исчез золотой запас СССР. 12 тысяч тонн золота! Любой человек понимает, что такое нельзя увезти и закопать.

Они развалили Варшавский договор, развалили СССР. Теперь они развалят Россию. Не то чтобы я этого хочу. Мы четко видим — идет процесс. И мы повлиять не сможем.

— Собираетесь воспользоваться ситуацией?

— Политик всегда пользуется ситуацией. Путина скоро будут убирать.

— «Они»?

— Да. И все эти знаки в масс-медиа очевидны. В этой ситуации надо понимать, как отреагирует средний класс. У меня есть приятель-предприниматель, я говорю ему: «Прикинь, американцы оккупируют Россию?». Он говорит: «Значит, буду суды присяжных и мне не нужно будет платить взятки». Если начнутся какие-то революционные процессы, то русские националисты никогда и ни при каких условиях Путина защищать не будут. Впишемся ли мы в этот процесс и будем ли помогать свергать власть? Вполне возможно, что займем положение третьего радующегося. [Здесь Бондарик рассуждает о плохих вещах, которые могут случиться с представителями партии «Единая Россия» и либерально настроенными россиянами].

Курносова (Ольга Курносова, член петербургского отделения «РПР-Парнас» — прим.) говорила, что готова стать гражданской администрацией, когда придут американские «абрамсы» . Я готов стать министром ЖКХ.

— А с Курносовой как познакомились?

— Заочно еще в 90-х ее знал, а когда начались белоленточные митинги, я решил, что поддержка этих митингов — хороший повод националистов вытащить на публику. Прошел в Координационный совет оппозиции. Там я увидел, что всякие Немцов (Борис Немцов, сопредседатель партии «РПР-Парнас» — прим.), Навальный и прочие не хотят свергать Путина, а хотят сидеть в КСО. У них там своя тусовка. Сотрудничать они не хотели. И я их начал троллить всячески, КСО использовал как стартовую площадку для себя.

— Я поддержал Майдан. Поддержал как борьбу русского и украинского народа за свои права. Я хотел, чтобы это стало государством с двумя государственными языками, какой-то федерализацией, чтоб люди там были равноправны. Если бы это произошло, то я бы уже сидел в Киеве и формировал бы ополчение для похода на Москву. Шутка.

Но началось другое — террористы. Дали бы им (ДНР и ЛНР) автономию, нет, будут бомбить. Сплошная русофобия.

— Они боялись, что будет Бирюлево в Питере. Предпосылки есть всегда, кроме того, есть понятие резонанса. За Умновым (Сергей Умнов — начальник петербургского главка — прим.) и Клаусом (Александр Клаус, глава СКР по Петербургу — прим.) достаточно много косяков. Если бы тут произошли столкновения, их бы погнали просто.

На следующий день после Курбан-Байрама меня разбудили звонки. Спрашивают, не арестовали ли меня. Дескать, была пресс-конференция. Умнов, Клаус, Баранов (Василий Баранов — свидетель обвинения в деле, утверждал, что его из травматического пистолета подстрелили соратники Бондарика и велели свалить вину на иностранцев — прим.) говорят, что ты их подговорил за 20 тысяч рублей на провокацию.

Я написал во «ВКонтакте», что я дома. Успел пообщаться с НТВ, 100ТВ. Они думали, что я убегу, у меня шенгенская виза. «Бондарик задержан при попытке к бегству». Так они хотели. Они не были уверены, что иначе судья возьмет меня под стражу.

Я думаю, что центр «Э» тупо выбил показания из Баранова; он писал об этом мне, а потом пропал.

Со вторым еще смешнее. По версии следствия, он мне в воскресенье утром сам позвонил. «Николай Николаевич! Я ******** [долбанутый] на всю голову подросток, который сам себя порезал, и у меня есть идея прекрасной провокации». И я такой: «Ой, *** [блин], это то, что мне нужно». А теперь этот подросток не приходит на заседания.

— Почему вас отпустили перед судом? Сроки вышли?

— Просто в горсуде менты нарвались на нормального судью. У нас система не полностью подконтрольная. Если судья пожилой, то его не уволят и пенсии не лишат. Вот такой нам и достался. Он подумал: «А зачем мне это надо? А если через полгода-год начнется такая ***** [фигня], как Майдан, и меня повесят». Майдан очень здорово прочистил мозги многим.

— Сиделось в этот раз лучше?

— Лучше. У меня выявился туберкулез, поэтому перевели в больницу в Горелово. В ноябре прошлом я попал в список Росфинмониторинга. Заблокировали мои счета, счета ТСЖ, пришлось уйти с поста — люди квартплату не могли платить.

— Работать не можете, счета заблокированы, на стене «ВКонтакте» призыв о сборе денег вам. Hummer-то продали?

— Нет. Его не продать сейчас. Там резина порезана, ремонт нужен.

— Прогнозы на суд?

— Да роли не играет. Свидетеля-подростка они прячут. Варианта два. Если меня оправдают, Умнов с Клаусом скажут: центр «Э» нас подвел, их информация была. А у центра «Э» сменилось руководство. Никто ответственности не несет. Но если даже, не вызывая свидетелей, мне вынесут приговор, то его можно обжаловать в России или отменить в Европейском суде.

— После завершения суда останетесь в России или эмигрируете?

— Я продумал несколько вариантов. Хороший вариант — Латвия. В Риге русский мэр — Нил Ушаков. Там не надо учить латышский язык. Все говорят по-русски. Либо на год-два останусь в России. Наверное, бизнес заведу. Буду какие-то политические вещи делать, чтобы не забывали. Подам серию исков против Вишневского (Борис Вишневский — член петербургского «Яблока» — прим.), Немцова, вашей газеты — за то, что нацистом назвал. Ну а если что — продам Hummer.