Вокруг Петербурга, возможно, сложено больше мифов и легенд, чем вокруг любого другого города в России. При том, что самые известные петербургские мемы, стереотипные истории и байки набили оскомину, повседневная жизнь в Петербурге полна недооцененного и еще не вполне осмысленного прекрасного безумия.
Главный редактор «Бумаги» вспоминает некоторые петербургские случаи и явления, которые и делают этот город лучшим городом на свете.
В марте петербуржцев просят не выходить на лед рек и каналов. За это грозит штраф, сообщают городские власти. Тем временем от окраины к центру по застывшей Фонтанке несутся мотоциклисты. На обочине замерзшей реки блестит велодорожка.
В феврале человек с нагруженными пакетами переходит по льду Среднюю Невку — ясное дело, сходил за продуктами в «Ленту» на улицу Савушкина и теперь возвращается домой, на Крестовский остров. В июле — ураган и град, и чуть севернее, в районе Парнаса, парень мчит по затопленному проспекту на вейкборде среди автомобилей.
Август, шесть утра. На мысе Флотский к северу от Сестрорецка десятки людей в гидрокостюмах вощат доски. Петербург — это один из нескольких городов в России, где люди занимаются серфингом. Кататься можно только в шторм, когда поднимаются ветровые волны. Но петербургская погода — это и есть шторм. Для редкой гладкой воды придуманы большие доски — подгребая веслами, люди огибают «Аврору» и скользят по каналу Грибоедова, по протокам ЦПКиО, по Лебяжьей канавке. Летним днем японских туристов окатывают брызгами мужики на гидроциклах, гоняющие вдоль Летнего сада.
Май, на траве у Кронверкского канала сидит усталый человек. За спиной — Артиллерийский музей, впереди — Петропавловская крепость. Вокруг громко: «Зениту» девяноста лет. Фанаты спускаются к воде по нужде. «Э, нет, тут ссать нельзя, тут человек шаверму ест. Приятного аппетита!» — говорят они и исчезают в лабиринтах Петроградской стороны. Там северный модерн; в парадных сыро и тихо, дореволюционные витражи покрыты пылью, а перила — патиной. По местам старой роскоши водят экскурсии петербургские краеведы. На Большой Пушкарской — семейная переплетная мастерская, ее хозяин, Зиновий Соломон, починит любую книгу, кроме электронной. В квартале отсюда студенты ИТМО, главного айтишного университета, стоят на старейшем в городе Сытном рынке в очереди за горячим хачапури. За углом в магазине финских товаров за наличные можно купить запрещенный французский камамбер и армянское варенье.
Осенью по КАДу несутся дикие кабаны. Свиней снимает видеорегистратор автомобиля, который никак не может их обогнать. Вольные животные мигрируют — так было, есть и будет, говорят зоологи. В зоопарке живет ручная волчица, по Васильевскому острову гуляет домашняя свинья. В музее Ахматовой валяются два толстых рыжих кота. Они бы понравились ее ученику Иосифу Бродскому, в чьи «полторы комнаты» на Литейном раз в год можно попасть с экскурсией. Коты из Фонтанного дома любят дремать под стихи, которые здесь читают друг другу застенчивые петербургские поэты. Эрмитажные кошки (которые, как известно, за Фабра) охраняют сокровища музея от крыс и, как прирожденные охотники, выглядят свирепо. В Выборгском замке, ветхом заповеднике Средневековья, живет не только кот Филимон, но и корги Алиса. В окрестностях ищут хабар бродяги-кладоискатели, у которых всё время какие-то проблемы с законом.
Десять тысяч лет назад север Петербурга был дном Литоринового моря. Игорь Антоновский, певец городских окраин, считает, что в Приморском районе до сих пор обитает Ктулху. Там художники из HoodGraff воюют с муниципалами за портрет Зинаиды Тракторенко из шоу «Осторожно, модерн-2». Южное Купчино, воспетое Billy’s Band, уже давно не опасное место, если, конечно, не склонять его название. Над парком Политехнического университета парят дроны. Подвалы Дыбенко остались в фильмах Невзорова, правый берег Невы известен больше по любительской футбольной лиге.
Петербургские окраины, новые и старые, будут видны как на ладони со смотровой площадки «Лахта-центра», которая скоро откроется для посетителей. Центр же лучше смотреть с крыш бывших заводов из красного кирпича, превращенных в маленькие концертные площадки для летнего музыкального фестиваля Roof Music Fest. В похожих заводских корпусах на Лиговском проспекте находится маленький бар, где снимают рэп-баттлы, что смотрят миллионы людей со всей страны. А в другом заводском здании — клуб А2, куда можно прийти послушать и британскую группу Metronomy, и молодых ученых, выступающих на Science Slam, который «Бумага» придумала делать в Петербурге четыре года назад.
Пару лет назад во дворце на Английской набережной квартировался Hello Hostel, где порой случались вечеринки, которым позавидовал бы и Отто фон Бисмарк: он жил в этом доме в девятнадцатом веке. На другой стороне Невы новое тоже оживает в старом: ученые работают в старинных университетских корпусах и особняках, а на семи этажах в здании по соседству сидят программисты JetBrains, международной компании, выросшей в Петербурге. Купол «Дома Зингера» на Невском светится лиловым, зеленым и голубым — по желанию разработчиков «ВКонтакте». Мимо по Невскому спешат в сторону баров на Рубинштейна москвичи, твердо уверенные, что в Питере — пить. На Рубинштейна их встретит памятник Сергею Довлатову, расторопно поставленный властями прошлой осенью к стихийно организованному историком Львом Лурье, главным петербургским рассказчиком, фестивалю «День Д».
Пять лет назад мы запустили «Бумагу». Случайно вышло, что сегодня «Бумага» работает из большой квартиры в доме, где 106 лет назад выпивали Блок, Гумилев и Мандельштам, а в доходном доме по соседству с нами двадцать пять лет назад проходили первые рейвы. Мы каждый день пишем новости, разбираемся в новых законах и в тревожных общественных явлениях. Мы пишем про политику и развлечения и экспериментируем с новыми медийными форматами. Но мы делаем и ежедневную опись новых петербургских мифов и героев, которые должны занять место старых — из классической русской литературы, бульварных газет и бандитских сериалов, из пабликов про «типичный Питер».
Мы рассказываем об обычных петербургских людях, о которых мало кто, кроме нас, хотел бы рассказать: о не глянцевых и еще не знаменитых, не дурных и не идеальных, но искренних в том, чем они занимаются. Так мы постепенно разбираемся в том, что делает Петербург Петербургом — самым безумным и сдержанным, самым прекрасным и печальным, самым пьяным и задумчивым, самым консервативным и молодым из великих городов мира. Нам повезло работать для вас, умных и требовательных людей, которые мгновенно реагируют на наши ошибки, и везет знакомиться с вами, когда вы приходите к нам на Science Slam и «Открытый университет» или отвечаете на наши редакционные письма. Нам очень нравится наша работа, которую мы делаем пять лет. Кажется, в ней есть смысл.
