Режиссер и главный редактор журнала «Сеанс» Любовь Аркус впервые приехала в Ленинград в конце своей учебы во ВГИКе. С тех пор она сменила несколько адресов: все — на Васильевском острове.
Аркус рассказала «Бумаге», чем отличалась атмосфера на «Ленфильме» в 80-е годы, как режиссер перестала любить петербургские дворы-колодцы и почему старый Дом творчества кинематографистов в Репине ей дороже, чем Сицилия.
Каким было ваше первое жилье?
Мое первое жилье — это Васильевский остров. Когда я училась на 4 курсе во ВГИКе, мой будущий муж Олег Ковалов привез меня сюда 31 декабря, под Новый год. Я первый раз оказалась в Ленинграде. Шел невероятный снег, и мы с Олегом шли по Большому проспекту Васильевского острова: он меня вел к своей подруге, филологу Наташе Озеровой, у которой мы какое-то время жили.
Потом мы с ним начали снимать разные комнаты. Тогда не было такого понятия, как «объявления», и мы искали по знакомым, через сарафанное радио. Кроме цены у нас не было ограничений или пожеланий: нам нужна была просто комната. А Васильевский остров не отпускал нас: пять или шесть адресов у нас было здесь — и на 7-й линии, и на 9-й, и на 3-й, и на Большом проспекте, и на Малом.
Позже мне как молодому специалисту на «Ленфильме» дали комнату. Когда я пришла за адресом, это оказался угол 19-й линии и набережной лейтенанта Шмидта. Этот дом вошёл каким-то образом в историю. В моем интервью с Бродским в 1988 году — том самом, откуда пошел мем «Хотите, я разбужу для вас кота», — у нас был разговор об оседлых и кочевых людях: он говорил, что человек кочевой, а я считала, что я — оседлый. Я говорила, что не могу себе представить своей жизни без невысокого красного дома и дерева, которые видны из моего окна.
Кто вас тогда окружал и чему научил?
Влияние — это среда, это воздух, которым ты дышишь. Когда я только приехала, на меня влиял мой муж Олег Ковалов, гениальный историк кино, а затем режиссер. Под его руководством я читала книги и смотрела фильмы, слушала его раскрыв рот очень много лет. Это было такое формирование мировоззрения.
Затем уже я подружилась с Алексеем Юрьевичем Германом — сразу, как только пришла работать на «Ленфильм». И вообще, со старыми ленфильмовцами: редакторами, режиссерами, сценаристами этой прекрасной и любимой студии, на которой я работаю до сих пор.
У людей на «Ленфильме» была определенная осанка, они определенным образом носили даже самую скромную одежду, по-особенному разговаривали. Сложно объяснить эту тонкую грань между строгостью и скромной элегантностью.
Там существовали неписаные законы, которые, когда ты их принимаешь, облегчают твою жизнь и делают ее даже комфортной. Ты попадаешь в такую среду, где нет интриг и зависти или их так мало, что ты этого не замечаешь. Мне никогда не было так комфортно, как на «Ленфильме» в те годы, — думаю, это было одно из самых главных везений моей жизни.
Где в Петербурге вам хочется бывать постоянно?
В это время года я бы хотела оказаться очень далеко от Петербурга — где-нибудь в другом месте, где есть синее небо и яркое солнце, пусть даже холодно. Потому что без солнца и воздуха, без неба в окне мне очень тяжело.
Я люблю Коломну, очень люблю Васильевский и Петроградскую. Люблю мосты и любую воду — мне хорошо на Карповке, всех Невках.
Сейчас об этом стыдно говорить, потому что, когда произносишь «Репино» и «Комарово», перед глазами встают огромные жуткие постройки, чудовищные коттеджи и эта питерская Рублевка. Но я помню старое Репино, где провела половину своей жизни, потому что там был наш Дом творчества кинематографистов. Там у меня происходило всё самое главное: и любовь, и дети там росли, там я сделала почти всю энциклопедию («Новейшая история отечественного кино» — прим. «Бумаги») и даже смонтировала полфильма. Я бы хотела всегда находиться в этом старом, полуубитом Доме творчества, в котором ни мебель, ни сантехника не менялись с 60-х годов, но ничего более прекрасного в моей жизни — со всеми Сицилиями и Франциями — не было.
Каких мест в городе вы стараетесь избегать?
Я не люблю Лиговский проспект, терпеть не могу новостройки — все до единой.
Сейчас я стала изучать блокадную хронику, и у меня стали появляться какие-то невероятные видения, когда я иду по городу. Мне как будто мерещится, как это всё было, — особенно в убитых дворах-колодцах. Вот их я очень не люблю. Когда-то в молодости я находила в них прелесть, но сейчас — ни малейшей.
Каким должен быть город, чтобы вы выбрали его для жизни?
В Петербурге больше всего угнетают две вещи. Во-первых, это то, что происходит здесь начиная с октября и по конец апреля. Климат. Это небо без солнца и короткий день.
А второе — и самое страшное — это то, что город умирает на наших глазах. Строятся новые дома в старом городе, как какие-то заплаты из дорогих и безвкусных материалов на родной и умирающей плоти. Смотреть на это очень тяжело. Ужасно смотрятся все бутики, рекламы, бренды на улицах — наклейки, оскорбительные и бесцеремонные, на моем прекрасном и любимом городе. Такое ощущение, что город плачет от того, что никто его не утешает, не холит, не лелеет, не пытается что-то исправить.
