На майских праздниках «Бумага» поговорила с Сергеем Малинковичем, лидером «Коммунистов Петербурга и Ленобласти», одним из самых медийных политических персонажей города, которого часто называют троллем, хотя сам Малинкович на такие заявления демонстративно обижается.
Сергей Малинкович в штабе партии в феврале 2013 года. Фото: Маргарита Полищук / «Бумага»
Лидер «Коммунистов Петербурга» и депутат муниципального образования «Смольнинское» Сергей Малинкович считает себя «опытным политиком». По словам Малинковича, впервые он стал муниципальным депутатом в двадцать пять лет. Сейчас Малинковичу ближе к сорока и он возглавляет региональную ячейку всероссийской партии «Коммунисты России», противопоставляющей себя КПРФ: один из лозунгов организации — «За компартию без зюгановщины!», а также «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». Малинкович — апологет Сталина, восхищается Брежневым и, уважая Путина, сетует, что путинский режим не полностью воспроизводит черты брежневского правления. Малинкович часто ездит за рубеж, как он говорит, «по международным делам партии» и выкладывает фото из путешествий по Европе, Латинской Америке, Индии на своей странице «ВКонтакте».
До 2012 года «Коммунисты Петербурга и Ленобласти», или КПЛО, были не политической партией, а общественной организацией, знаменитой оригинальными предложениями, опубликованными на
сайте организации. Среди эмоциональных текстов Малинковича и его товарищей — предложение
канонизировать Сталина, фейковое
сообщение об отделении двух эстонских хуторов от «буржуазной Эстонии», возрождающее Эстонскую ССР, обращения к
«содержанке Бонда» Ольге Куриленко и
Мадонне, заявления об
«инопланетянах-социалистах в плену Кремля». Есть среди прежних инициатив КПЛО и те, что вполне созвучны сегодняшней реальной новостной повестке. В частности, в 2008 году КПЛО
предлагало создать альтернативную «Яндексу» поисковую систему под названием «Энгельс».
КПЛО посвящена развернутая
статья на «Луркморе», а журналист Андрей Лошак называл деятельность Малинковича
«идеальным троллингом». Впервые
«Бумага» поговорила с Малинковичем в феврале 2013 года. В интервью он заявлял:
«Мы категорически против квалификации наших предложений как провокаций или каких-то шуток. Все наши инициативы базируются на наших идеологических постулатах. Иной раз, да, они могут быть несколько экзальтированы. Например, в нашей партии кто-то верит в инопланетян, а кто-то нет. Я, например, должен открыть вам тайну: я имел опыт общения с людьми, представлявшими интересы инопланетных цивилизаций. То, что на других планетах более совершенный социальный строй, — совершенно очевидно. А какой он может быть? Только социализм, только коммунизм. Разумеется, Кремль, как и США, владеет знаниями об инопланетных цивилизациях и ограждает нас от их благотворного влияния. Может быть, только я знаю столько же, сколько Кремль, потому что у меня была встреча, которая очень сильно поменяла мое мироощущение. К этому можно отнестись с юмором, но это моя точка зрения, подкрепленная фактами». 26 апреля на публичной дискуссии в «Открытой библиотеке» между обиженным Малинковичем и зрителем, назвавшим его троллем,
едва не произошла потасовка.
— В этом году ближе к 1 мая меня просто на части рвут. По два раза в день записываюсь на телевидении. Так что я очень рад, что удалось донести до сознания ленинградцев, что коммунисты в Петербурге — это Малинкович. Если в стране коммунисты, к сожалению, ассоциируются с Зюгановым, то в нашем городе — с Малинковичем. Может быть, КПРФ менее интенсивно работает, чем мы, к тому же они менее свободны — ведь им все время надо что-то согласовывать с кем-то.
— А вы не думаете, что вы привлекли к себе внимание потасовкой в «Открытой библиотеке»?
— Мы за каким-то особенным вниманием к себе не гонимся, но, конечно, хотим быть заметными, как любая политическая сила. Но об «Открытой библиотеке» можем поговорить.
— Вас же позвали вместо Милонова, которого вы вроде бы недолюбливаете?
— Обманули и предали
(вздыхает). Меня позвали, ничего про Милонова не говоря. Позвонили накануне вечером, сказали, что надо сходить.
— У вас не было планов на день?
— Ну, это все-таки выходной день, суббота. Сказали, что в библиотеке Маяковского будет спор с либералами по очень актуальным проблемам. Назвали спикеров — а там Лобков. Я вам скажу, у меня на Лобкова давно зуб, потому что в 1999 году он снимал фильм о Ленине и допустил там такие натуралистические сцены! Тот фильм глубоко задел всех коммунистов, да и всех тех, у кого есть нормы морали. Все мы бренны, и показывать человеческие останки следует аккуратно. Мне сказали, что там будет смешанная аудитория, где будут мои сторонники и сторонники Лобкова. И вот, придя туда, я понял, что я вместо Милонова. И мне это не понравилось. У нас с Милоновым очень разные взгляды. Как оскорбительно называют нас ваши коллеги, Милонов — это белый клоун, а Малинкович — это красный клоун. Но я не считаю ни себя, ни Милонова клоунами. За нами стоят избиратели. Безусловно, доля эксцентрики есть и у него, и у меня, такова сегодняшняя российская политика, но мы на разных полюсах.
Из интервью Малинковича «Бумаге» в феврале 2013 года:
«В городе сейчас два политических полюса. Милонов представляет правоконсервативный тренд: все закрыть, Мадонну выгнать, молиться с утра до вечера. А слева — неуловимые мстители, так сказать. Это мы. Вот мы и будем определять политическую борьбу в городе в ближайшие годы. Я не меньший противник „голубых“, секс-меньшинств, чем Милонов. Но к лесбиянкам я более либерально настроен. Я со многими из них знаком, это женщины, которые не исключают возможности возвращения в гетеросексуальный стан. За голубых бороться бесполезно, а за лесбиянок надо бороться. И Милонов, и его помощники должны это делать. У меня-то масса других забот».
С самого начала начались провокации. Во-первых, мне дали микрофон, который не работал. Во-вторых, ведущий: может быть, вы мне секрет откроете, но он, на мой взгляд, никакой не журналист, а пиарщик РПР-Парнас.
— Вы про Александра Уржанова, который вас сдерживал, когда вы нападали на кого-то из публики? Вообще-то, он работал шеф-редактором «Центрального телевидения» на НТВ и передачи «Парфенов» на «Дожде».
— Вот этот парень, который был модератором? У меня была полная уверенность, что это спецназовец какой-то. И я ни на кого не нападал. Сейчас изложу свою версию. Аудитория была настроена крайне враждебно, кроме шести-семи человек. Думаю, изначально стояла задача дискредитировать видных представителей левопатриотических сил.
— Постойте, а как же Милонов? Его сложно назвать представителем левопатриотических сил.
— Согласитесь, что сейчас водораздел проходит по темам кризиса на Украине и тех мер, которые принимает государство в отношении западного мира. Лобкову давали столько времени, сколько ему требовалось, а мне приходилось бороться за каждую минуту. Я очень часто участвую в дискуссиях. Все их выигрываю. Но этот разговор был очень сложен с точки зрения тех условий, в которые меня поставили. И, в общем, в какой-то момент другой подготовленный молодой человек из публики стал меня оскорблять, думая, что ничего ему за это не будет. Спросил Лобкова, почему он решил вести дискуссию с таким психом, троллем, шутом гороховым, как я. Я никогда в жизни не спускал таких вещей. Во-первых, я хожу с оружием.
— С каким это оружием?
— Я сейчас из Таврического дворца, но, вообще, у меня есть лицензия на ношение. Я счел, что раз оскорбление столь грубое — он же не назвал меня сталинистом, человеком реакционных взглядов, а именно оскорбил, — нужно ему ответить. Я хотел еще кинуть стакан, но тут я понял, что это ненужный сценарий. Модератор пытался меня душить, но я тоже человек подготовленный! Я не позволил ему это! Подбежал охранник, включился Михаил (пиарщик КПЛО — прим.
«Бумаги»), отключил охранника. И тут за меня вступился, на мой взгляд, талантливый ведущий Солодников. Он сказал, чтобы меня не оскорбляли. А то, что меня хотели оскорбить и побить, — это очевидно.
—
А у вас на сайте висит материал под заголовком «Агенты Обамы пытались убить лидеров коммунистов в библиотеке Маяковского». И дальше совершенно прекрасный текст.
— Это мнение пресс-службы. Это не мой текст. На мой взгляд, они немножко преувеличивают. Но все было подстроено, чтобы меня дискредитировать, чтобы выставить человеком, который не в состоянии отстоять свою честь и достоинство. Медиа в репортажах рассказывают немного про старика Венедиктова, а потом все про меня. Потрачены миллионы рублей, чтобы лидера «Коммунистов» оскорбить и побить. Не получилось — лидер «Коммунистов» сам кого хочешь побьет. Я занимался, я в разных ситуациях был. А что вы думаете, в Венесуэле просто так по улице не пройдешь!.. Кроме того, там все-таки оказались честные люди.
— Вы не раз настаивали, что совершенно неверно называть вас шутниками, троллями, однако в тексте, есть, в частности, вот такие фразы: «…популярный ведущий одного из телеканалов — пацифист и честный демократ — бросился на помощь и встал между карателями Обамы и раненым в грудь товарищем Малинковичем. Возмущение патриотов сорвало готовящееся преступление. Агенты незаметно стали покидать зал, а депутат-коммунист, превозмогая боль от шприца, незаметно примененного Лобковым, известным знатоком ядовитых растений, продолжил дискуссию».
— Короче говоря, пресс-служба наша имеет свой стиль. Я думаю, что она так работает, потому что она хочет сохранить фирменный стиль КПЛО, не менять уже созданный особый мир. Пока их работа устраивает партию. Но я как секретарь ЦК партии так события уже не комментирую.
— Но абсурдистский стиль сайта же создавали вы?
— Никакого абсурда тут нет. Допустим, «агенты Обамы». Вот наш же президент говорит «национал-предатели». Никто же не хочет президента троллем назвать? Весь вопрос в степени клише, насколько оно плотное. Для меня все, кто там были, конечно, агенты Обамы. Все, что идет на сайт, я подписываю; относительно шприца, наверное, какое-то преувеличение есть.
— Сколько человек посещает сайт КПЛО в день?
— Триста-четыреста стабильно.
— Вам, получается, не грозят поправки в закон о блогерах? В любом случае, строго говоря, то, что вы пишете про шприц, — это клевета.
— Что там в меня втыкали или не втыкали — пусть разбирается ФСБ. Вообще, у нас, у публичных политиков города и страны, принято как — мы друг на друга в суд не подаем и не предпринимаем по каждому акту агрессии мер, которые предпринимают обычные люди. На мой взгляд, в зале велась антигосударственная пропаганда. Там было человек сто пятьдесят? Или пятьсот? Это столько же, сколько собрал антивоенный митинг, который был разогнан, причем, на мой взгляд, недостаточно жестко. К сожалению, у нас слишком мягкое правительство. Непонятно, как библиотека Маяковского, бюджетное учреждение, предоставляет площадку для антироссийской пропаганды. Например, Лобков говорил не «наш МИД», а «российский МИД», не «наша страна», а «Россия», не «наши войска», а «российские войска». Он фактически вел мастер-класс, готовил людей к информационным войнам в социальных сетях. Но понимаете, сейчас такая сложная обстановка. Мы не власть, пусть власть сама дает этому поведению оценку. Будем мы власть — будет другой разговор. А по поводу шприца — я готов пройти медэкспертизу. Что-то там произошло.
— Вы обмолвились, что государство слишком мягкое, на ваш взгляд. Как вы относитесь к многочисленным поправкам в законы, принятым на днях Советом Федерации?
— О блогерах? Крайне отрицательно. Вот это то, что разграничивает меня с Милоновым. Милоновщина, охранительная тенденция, превращается на федеральном уровне в инициативы Яровой. Они пытаются охранять интересы государства и правящей бюрократии от санкций Запада и одновременно решают свои вопросы борьбы с внутриполитической оппозицией: с либеральной и левой. А мы заинтересованы в том, чтобы охранительные меры принимались для принципиального изменения характера государства, которое, возможно, и стоило бы защищать столь жесткими методами: демонтировать демократические права, сужать плюрализм, свободу СМИ. Поддержать закон о блогерах нельзя, потому что он точно так же будет бить как по людям, которые отстаивают западные ценности и влияние, как и по тем, кто разделяет наши ценности: вернуть смертную казнь, праздник Седьмого ноября, посадить в тюрьму Сердюкова, национализировать активы олигархии, потребовать того взгляда на советскую историю, который нас устраивает.
Сегодняшний режим очень пластичный. Он меняется в зависимости от внутренних интересов и внешнего давления. Изменения за пятнадцать лет правления Путина существенны, государство стало сильным. Но это капиталистическое государство с базовой концепцией иллюзорного взгляда на Российскую империю. Они балансируют между патриотической советской идеологией и дореволюционной имперской позицией. А до революции государство было очень слабым, с очень несправедливым внутренним строем. И это противоречие Путина и его коллег вспучивает.
— Регулирование интернета, которое сейчас начали обсуждать, в общем-то, противоречит 28-й статье Конституции о свободном доступе к информации. Вы как сторонник Сталина разделяете идею свободного доступа к информации?
— Во-первых, хочу сказать, что у нас очень хорошие позиции в интернете. У нас в группе «Одноклассников» 5000 человек, а в Facebook — 50000. Поэтому нас ужесточение регулирования интернета напрямую касается. По поводу свободного доступа к информации — тот, кто серьезно изучает Сталина, знает, что он на съезде партии ближе к концу двадцатых годов предупреждал всех собравшихся: мы сейчас входим в такой период, когда демократические ценности не столь важны. Придется вводить элементы диктатуры, единомыслия, дисциплину усиливать. По всей видимости, это не было услышано товарищами по партии, потому что дальнейшие процессы внутри партии тогда проходили очень болезненно.
— Вы намекаете на то, что сейчас происходят похожие вещи?
— Я говорю о том, что мы, являясь сторонниками свободы распространения информации, оказались тем не менее в ситуации второго этапа холодной войны. Она уже идет. Причем Россия находится в ней гораздо в худшем положении, чем когда-то Советский Союз. К ней не готово общество, не готова экономика, нет общепринятой идеологии, есть только найденные на ощупь государственные интересы, которые формулируются с колес. В нашей партии с пониманием относятся к тому, что со стороны государства усиливаются элементы контроля за всем. То, что нас это не беспокоит, сказать нельзя, но в унисон с либеральной общественностью мы истерики закатывать не готовы. Я не о том сумасшедшем в Совфеде, который сказал, что надо делать российский интернет, — мы не в КНДР, у нас другой менталитет. Но социальная сеть должна быть своя, государство должно иметь возможность вмешиваться в происходящее внутри нее. Должно быть прописано, какой контент там должен размещаться. Там не должно быть призывов к массовым беспорядкам, разжигания межнациональной розни. Но режим не способен это пресекать, потому что сильно от Запада зависим. Вот в чем опасность Facebook? У наших спецслужб нет никакой возможности туда вторгаться. Смешно сравнивать свободу социальной сети и стабильность государства. И Facebook очень опасен с точки зрения распространения идей «цветных революций». В 2011 году на выборах голоса действительно украли. На улицы вышли тысячи людей, которые были очень подвержены всевозможным влияниям. А американские роботы, которые работают в западных соцсетях, работают очень эффективно.
— Для вас как для представителя левой идеологии общность, очевидно, важнее частного человека. И вы как политик готовы поступаться своими интересами во имя государства?
— Мы интересами не готовы поступаться — ведь технология «цветных революций» не наша технология. Когда мы соглашаемся с тем, что государство должно иметь инструменты для вмешательства в интернет, мы понимаем, что против нас это использоваться не будет. Но если речь будет идти о том, что в сетях будет нельзя создавать политические группы, вести предусмотренную законом агитацию, мы против этого, конечно, будем протестовать.
— И если такое случится, вы понимаете, что вы с вашими сторонниками будете разогнаны?
— Ну, это уж вы в какие-то частности уходите. Мы же не массовые беспорядки будем устраивать. В стране нет диктатуры. Зарегистрированных партий — 70 штук. Но говорить о том, что сегодня запрещено изъявлять политические взгляды, странно. Вот в Питере создали гайд-парки. Мы их, вообще-то, осуждаем, потому что это протест, который отодвинули на периферию. Но если соберется критическая масса людей, совершенно все равно, в каком месте это произойдет. Если в обществе назреет желание менять социальный строй, оно сможет это право реализовать. Так что меры принимаются жесткие, но они адекватны ситуации. Ведь посмотрите на Киев — кто ожидал, что люди ради абстрактных идеологем будут готовы разнести свою столицу. Это же ужас. Я никогда не думал, что меня и Макаревича будет разделять пропасть. Или меня и Шевчука. Я не сравнивал бы их с Буниным, Булгаковым, все-таки талант не тот, но эти творческие люди разошлись со своим народом и это им даром не пройдет — оправдывать тот бардак и хаос, что произошел в Киеве…
— Но вам же, кажется, нравится Октябрьская революция.
— Да, очень нравится. Но мы приходим к вопросу — для чего эта революция и какие изменения за ней следуют. Вот в Киеве отменили парад 9 мая. После революции 1917 года сразу было ясно, что убраны все сословные ограничения. Люди, которые не могли прийти в театры, стали в них ходить, были обеспечены социальные гарантии для самых маргинальных слоев общества. Изменилась жизнь состоятельных людей. То, что мы видим на Украине, — это снос памятников тем, кто боролся с фашистами, стремление к воссоединению с НАТО, крайняя степень русофобии. Так что не надо обижаться на эпитеты, которыми награждают сторонников Майдана.
— А вы лично были в Киеве после Майдана?
— После — нет, потому что это небезопасно.
— А вам не кажется, что политическая система в России такова, что не самым популярным партиям развиваться довольно сложно. Вас, грубо говоря, устраивает быть политическими маргиналами?
— Мы не являемся политическими маргиналами. Интерес к нашей партии достаточно высок. В ноябре с лидерами партий, имеющих представительство в региональных парламентах, встречался Путин. Рейтинг «Коммунистов России» в среднем — от трех до шести процентов. По состоянию на сегодня положение партий Прохорова, Парнаса и наше совершенно одинаковое. Но вы совершенно правы, сейчас принят алогичный закон о возвращении сбора подписей для участия в региональных и муниципальных выборах. Я думаю, что это может привести к тому, что люди опять выйдут на улицы. И обижаться Кремлю на это нечего. Позиционируя себя как фанаты стабильности, они сами создают политическую нестабильность. Мы думали, что они хотят, изолировав либеральный сектор, консолидировать национал-бюрократию и левый сектор и на этом базисе свою суверенную демократию воспроизводить. Но, полагаю, четыре думские партии в ответ на поддержку законов по Крыму стали требовать обезопасить себя от подросших «малых» партий. Кроме того, осенью будут выборы в Мосгордуму, где Навальный, поддерживаемый США, влегкую может набрать до 30 процентов как самовыдвиженец. И они решили, чтобы обезопасить Собянина, ввести этот барьер.
Средний класс не готов к тому, что в стране на протяжении двадцати лет правят четыре партии. Почему Брежнев для меня ближе и важнее Путина? Потому что Брежнев, старенький дедушка, мог обеспечить, чтобы цена на хлеб не менялась, а этот… симпатичный остроумный волевой человек не может стукнуть кулаком по столу, чтобы монополисты перестали издеваться над людьми. После Крыма от 10 до 20 рублей выросли цены на все. Как обыватель вам говорю!
— Как вы со своих обывательских позиций смотрите на то, как присоединение Крыма скажется на вашем материальном положении?
— Думаю, мало тех, кто не согласен с тем, что для крымчан решение вернуться в Россию было абсолютно естественным. До падения власти Януковича Украина представляла собой государство, где власть, несмотря на все ее недостатки, бережно сохраняла компромисс между разными частями страны. Люди из разных регионов там друг друга совершенно не выносят. Когда власть взяли в свои руки люди из западных регионов, Крым психанул. Да, будет регион дотационный, и все мы понесем убытки. Я вот боюсь, что мне визу могут не дать. Я думаю, будет еще хуже с ценами. А мы экономически совершенно не готовы к этим испытаниям. Советский Союз вот плевать бы хотел на попытки его экономически душить.
— То есть вы готовы ужаться? Готовы перестать путешествовать по Европе?
— Да, готов… Начинается война. У нас нет Сталина, которому было все равно, сколько миллионов стоит победа. Он не думал о выборах, что будет, если погибнет еще миллион солдат. К этому ни Обама не готов, ни Путин не готов, а война уже идет. Не мы ее начали. Просто если бы мы не стали реагировать, мы окончательно потеряли бы авторитет на международной арене. Я горжусь тем, что первая партия, которая обратилась к Путину с требованием ввести войска, — это ленинградское отделение КПЛО. Я счастлив, что мне приходится жить в это историческое время. Распад СССР я ощущал как трагедию, и я не думал, что мне придется дожить до противоположного ощущения. Да, тяжело, да, плохо, партия наша использует электронные кошельки, и новые законы уже бьют по нам.
Из интервью Малинковича «Бумаге» в феврале 2013 года:
«Как формируется доход нашей партии, мы традиционно не обсуждаем. Могу сказать только, что нас поддерживает малый бизнес. А малый бизнес сегодня мы можем смело отнести к пролетариату. В нашей стране крупного капитала и бюрократии это одна из самых часто эксплуатируемых частей общества. И работать с ним — это та новация, к которой КПЛО пришла еще в нулевых».
— А что думает малый бизнес, который вас спонсирует?
— Эти люди сейчас очень недовольны. Это очень малые бизнесмены, наши сторонники, иногда сами члены партии. У нас есть один член партии, который на треть финансирует каждое крупное федеральное предприятие. Но сегодня партия уже сама себя финансирует, все-таки по стране 65 региональных отделений, взносы идут.
— А вы ничем больше не зарабатываете?
— Я все-таки муниципальный депутат, и мне положена определенная сумма из партийных взносов. Кроме того, есть у меня и доходы от публикаций, я же писатель. При необходимости партией мне оказывается помощь, которая очень жестко контролируется. Но мы люди все неприхотливые. Сейчас страна вваливается в такой этап развития, когда люди должны понимать, что нам надо пострадать. Ведь провинция и в советское время не шиковала, а сейчас просто живет бедно. Медиа там нет, люди весь свой протест в бутылке реализуют. А тренды, которые формируются в крупных городах, какие? Что надо одеваться хорошо, постоянно ездить за рубеж. Надо менять машины, бытовую технику, ходить по ресторанам. Как можно с таким населением победить в холодной войне? Мы даже с «гомо советикус» не победили в холодной войне. Людей разложили на дачи, на машины, на джинсы. А сейчас на что Путин надеется? Не хотелось бы ссориться с этим влиятельным человеком, поэтому скажу аккуратно: у Путина сейчас голая спина. А за спиной у него разве что старик Малинкович, верный запутинец. Еще чуть-чуть, евро вырастет выше 50 рублей, и все. Нет в нас того, что было в советских людях.
— Получается, Малинкович к лишениям готов?
— Да, потому что я прожил 20 лет в СССР. Я не отношусь к категории неудачливых людей, часто бываю за рубежом, люблю отдыхать с комфортом. Но, по большому счету, кроме элементарных продуктов питания, недорогих развлечений и нормальных условий бытовых больше мне ничего не надо. Я тринадцать лет депутат, а на машине не езжу. Создали человека успешного, такое вот клише. И люди готовы на все пойти, в кредитную петлю влезть, ограбить, только чтобы соответствовать этому тренду. А менять нужно всю элиту. Посмотрите на депутатов ЗакСа — это ж небожители. Ну отказались от машин «яблочники». А зарплаты у них, а льготы? А сколько получают помощники? С такой элитой мы и у Норвегии не выиграем холодную войну.
