Писатель, лауреат премии «Нацбест» Сергей Носов родился в Ленинграде и почти всю жизнь прожил на набережной Фонтанки. В квартире долгое время топили печь, а за дровами ходили в подвал.
Сергей рассказал «Бумаге», как в детстве залезал в старую тумбу, изготовленную к годовщине смерти Ленина, как ходил в школу, в здании которой родился Шостакович, и как полюбил гулять в районе заброшенного старообрядческого кладбища.
Какой была ваша первая квартира?
Большую часть жизни я прожил в доме на углу Фонтанки и Московского проспекта. Когда-то давно на втором этаже этого дома находилась аптека. В 1932 году ее закрыли и поделили на несколько квартир. В одну из них и въехал мой дед с семьей. Там они пережили блокадную зиму.
В 90-е годы, когда квартира находилась в аварийном состоянии, я начал её описывать как виртуальный музей петербургского быта. Часть очерков вошла в книгу «Музей обстоятельств». Там, например, есть история о крысоловке — сколько я себя помню, в доме всегда водились крысы. Иногда они даже забегали в квартиру. У нас был кот, но он их не ловил — побаивался.
До 1964 года у нас не было парового отопления, и мы топили в квартире печь
Есть также история об оконных стеклах, сохранившихся со времен блокады. Если присмотреться, на одном из них можно было увидеть след в виде креста. Стекла были оплывшие и немного искажали реальность. Напротив нашего дома висел огромный портрет Брежнева, и, бывало, чуть поведешь головой, а он подмигнет или нахмурится.
Еще у нас в квартире была старая тумба. Она использовалась как комод. Кто-то из старших прорезал в ней дыру, и получилась дверца. В детстве я любил туда залезать. Позднее я узнал, что это была не просто тумба, а тумба, изготовленная в 1925 году специально для бюста Ленина — к годовщине его смерти. Позднее мои домочадцы хотели выбросить эту тумбу, но я не дал и даже перевез ее на новую квартиру.
Есть еще совсем детские воспоминания, как бабушка брала меня с собой в подвал — за дровами. До 1964 года у нас не было парового отопления, и мы топили в квартире печь.
Кто окружал и чему научил вас тогда?
Соседи у нас часто менялись, не помню, чтобы мы общались. Дом был, в общем-то, неспокойный. Иногда во дворах раздавался шум. Время от времени проход между дворами перегораживали кирпичной стеной, чтобы всякие криминальные элементы не могли убежать, если что, от милиции. Стена почему-то долго не выдерживала.
В детстве у меня была дворовая компания, потом — школьная. Больше всего мы с товарищами любили гулять по крышам. Крыша нашей школы — на Подольской улице, 2 — была неинтересная, а вот соседнего дома — очень даже: высокая, с башней ПВО со времен войны. На нее можно было залезть и увидеть весь город.
Над школой шефствовал Технологический институт, и нас многое с ним связывало. Мы знали, где находятся институтские свалки, копались в химикатах. Все тогда хотели делать бомбочки и запускать фейерверки. Один из моих одноклассников был такой корифей, что однажды даже взорвал унитаз в школьном туалете. Родителям пришлось покупать новый.
Иногда поражаешься, как в городе всё связано. Вроде школа как школа, но позднее я узнал, что в этом здании родился Дмитрий Шостакович. Странно представить, что будущий композитор бегал ребенком по этим коридорам и лестницам. Может быть, там, где у нас была столовая или раздевалка.
Где лично вам хочется бывать постоянно и куда бы вы посоветовали отправиться приезжему?
С некоторых пор я полюбил непарадный, захолустный Петербург. Промзоны и тому подобное. В начале нулевых пространство между Московским проспектом и Балтийской линией железной дороги было почти безлюдной зоной — там бродили мрачные тени, бегали стаи бездомных собак. Когда я первый раз там оказался, то был поражен. Рядом — Московский проспект, жизнь, цивилизация, и вдруг здесь — какие-то склады, сараи, заброшенные вагоны, разоренное старообрядческое кладбище, угрюмый завод мясо-костной муки. И при этом поют соловьи!
Иногда поражаешься, как в городе всё связано
Многое связано у меня с Сенной площадью. Я изучал ее, селил туда своих персонажей. Это был какой-то удивительный и странный мир. Всю площадь занимала гигантская барахолка, где продавали всё что угодно – от крышечек для кофейных банок до редкоземельных металлов и огнестрельного оружия. В конце 80-х там меняли талоны, скупали золотосодержащие микросхемы. Иногда раздавались выстрелы.
Каких мест в городе вы стараетесь избегать?
С новыми районами у меня хуже, чем с центром. Я их плохо знаю, и к новостройкам сердце не лежит. Хотя там тоже можно что-то найти. Оказываешься иногда в каком-нибудь незнакомом районе и замечаешь, что там тоже много интересного. Есть же у нас «певцы Купчина» — Илья Стогов, например.
Каким должен быть город, чтобы вы выбрали его для жизни?
У меня никогда не было потребности выбирать город — я родился в Петербурге и живу здесь всю жизнь. Какой он есть, таким и должен быть. Но иногда оказываешься в каком-то другом городе и понимаешь, что мог бы там жить. Недавно, например, я был в Вологде, и мне там понравилось: тихо, спокойно. В Таганроге тоже понравилось. Вообще у меня такое ощущение, что в этих городах люди живут с каким-то достоинством.
Это был какой-то удивительный и странный мир. Всю площадь занимала гигантская барахолка, где продавали всё что угодно – от крышечки от какао до редкоземельных металлов и оружия
Мне и в Москве приходилось жить. Но я там как-то быстро устаю. Можно от злости изойти, пока дойдешь до пешеходного перехода. Спустился в метро — и день прошел. Хотя наши пробки тоже доставляют мало удовольствия.
