Молодой петербургский автор Анатолий Вайнштейн готовит к выпуску сборник коротких рассказов «Волосы, или Несколько историй о том, как я ничего не понял в этой жизни». Эта веселая книга — о жизни современного предприимчивого молодого человека, о его семье, друзьях и людях вокруг, но главное, по словам автора сборника, — о поиске своего места внутри собственной жизни.
«Бумага» публикует отрывок, посвященный маме главного героя. В нем речь идет о женщине, которая, словно ураган, врывается в чужие жизни, чтобы поучаствовать, помочь и выслушать каждого.
Мама: — Чего не ешь, не вкусно?
Папа: — Вкусно.
Мама: — Вот. Я тоже давлюсь, но ведь ем!
Папа: — Вкусно.
Мама: — Вот. Я тоже давлюсь, но ведь ем!
Я не знаю, люблю ли маму. Любить — это процесс активный. Когда твоя мама — ураган, активным быть сложно. Мама любит все вокруг так сильно, что этой любви хватает на всех. Вот и я люблю всех — с этим остается только смириться.
В детстве ей пришлось туго. Она ходила доить корову за десять километров от дома. Жила по детским интернатам (домам?), ее даже как-то закидали камнями. А через сорок лет она входит в обшарпанную квартиру соседки, которая оставила ей ключи, уезжая в отпуск. И делает ей ремонт, просто потому, что «так жить нельзя». Соседка, конечно, была в **** [в шоке — прим. «Бумаге»].
С мамой редко кто спорит. Это то же самое, что спорить с абстрактной картиной, апеллируя к логике и здравому смыслу. С ней не спорит папа, не спорит брат. Спорю только я. Возможно, поэтому, будучи старшим сыном и успешным менеджером, я считаюсь в семье недотепой. И после каждого посещения родителей обнаруживаю в кармане куртки пять тысяч, завернутые в бумажную салфетку (для скрытности).
Она ходила доить корову за десять километров от дома. Жила по детским интернатам (домам?), ее даже как-то закидали камнями
Мой папа — директор компании. Моя мама — директор компании. По стечению обстоятельств — той же самой компании. Это как если бы во главе стояли еврей и атмосферное явление (я уже говорил про ураган). Потому что кто-то должен подходить к морю, а кто-то должен разделять море пополам: моя мама из таких.
Ежедневно она жертвует. Тысячу — там, десять — тут. Местонахождение своих детских брюк я узнаю из фотографий от благодарных детей детдома. Стоило не носить джинсы месяц, чтобы те ушли каким-то погорельцам из «ВКонтакте». Пожалуй, серьезный спор у нас возник однажды. Когда мне вдруг перестало нравиться любимое дедушкино пальто. Оно перестало мне нравиться настолько внезапно, что вместе с ним на помойку ушли паспорт, студбилет и какие-то деньги, которые казались моими. Ан нет.
Мама любит друзей. Они с папой восстановили около десяти практически обреченных пар. У них есть фишка: раз в неделю ездить за город играть в волейбол. В любую погоду. Не то чтобы они умели играть в волейбол. Но почему-то любят это. И все эти пары теперь любят. Там, где раньше было четыре человека, теперь олимпийская сборная с запасом. Есть среди них почтенные люди, сильные мира. Из «Газпромбанка», например. Всегда сдержанный, этот человек вызывает уважение. Единственный момент, когда я видел его кричащим, — довела моя мама. Они играли в мафию. Он был мирным жителем (кто бы мог подумать?). Мама была тоже мирной. Они и играли в сцепке, пока мама не решила им пожертвовать, чтобы мафия могла проявить себя. Не бог весть какая логика, но исполнено было великолепно.
Стоило не носить джинсы месяц, чтобы те ушли каким-то погорельцам из «ВКонтакте»
А еще в детстве у нас был хомяк. Мама накормила его арбузом, так как все ели, — почему он должен остаться обиженным? А когда тот вспух — дала слабительного (ну плохо ему, не видно что ли?). Дальше хомяк воображение мамы испытывать не стал и поспешил помереть. И вот мама попросила его похоронить, а я просто упаковал хомяка в коробку и выкинул в мусорку. Ведь не хоронить его во дворе — крысы могут завестись. Мама помнит мне это до сих пор. А я понял, что очень похож на свою маму.
Новых девушек мы, конечно, водили домой на смотрины. Попробуй не приведи. Брат как-то пригласил настолько мамину копию, что фотографии этой копии теперь где-то у нас в семейном альбоме. Сходство с мамой было поразительное. Со временем брат женился (не пойму, как ему это удалось), бюст его жены внушает нашей маме уважение (может, поэтому?).
Мама говорит, что я сложный человек. Что надо быть проще, и люди ко мне потянутся. Что у меня умная голова, но надо чаще улыбаться. И с ней сложно спорить. Например, сижу я на кухне, никого не трогаю, подсаживается мама и с игривостью молодой девушки бросает: «Ну, рассказывай». Конечно же, у меня ступор. Мне нужно быть проще. И чаще улыбаться.
Новых девушек мы, конечно, водили домой на смотрины. Попробуй не приведи
В 90-е, видимо, было туго. Отец иногда спал на лавке во дворе. И нас в семье осталось четверо, а не пятеро, как могло быть: денег не было — и мама испугалась. Кажется, до сих пор переживает. Однако нас, конечно, не четверо. Всюду, куда она приходит, — учреждается ее семья. Когда я прихожу к ним в контору, то вижу вазу, которую мы дарили ей с братом на 8 марта лет пятнадцать назад. Вижу диван, на котором впервые занимался сексом. Все эти вещи с легкой маминой руки теперь там. Их сотрудники празднуют дни рождения в фирме, мама страхует их на случай болезни, помогает в трудных ситуациях. И границы ее семьи расплываются, включают ее детей, ее друзей, ее сотрудников, — так что невозможно сказать, где ее семья заканчивается.
И да, конечно, я люблю свою маму. Она — ураган.
