Марии Мотузной, которую в 2018 году обвиняли по антиэкстремистским статьям за мемы во «ВКонтакте», в Петербурге отказали в выдаче загранпаспорта. По ее словам, у нее не приняли документы на оформление из-за «экстремистских высказываний», из-за которых она якобы находится под следствием.
В 2018-м уголовное дело против Мотузной стало переломным моментом в преследовании россиян за высказывания в соцсетях. Оно привлекло к проблеме внимание широкой общественности, под давлением которой власти отменили уголовное наказание за возбуждение ненависти либо вражды.
«Бумага» поговорила с Марией Мотузной о том, как уголовное дело отразилось на ее жизни, о новых проблемах с МВД и о том, собирается ли она уезжать.
— Уголовное дело против вас возбудили в 2018 году, когда преследование по антиэкстремистским статьям в России только набирало обороты. В итоге дело развалилось и вы выиграли суд. Как думаете, благодаря чему так получилось?
— Дело удалось успешно завершить только благодаря поддержке, общественному резонансу, журналистам, людям, потому что в 2018 году эта история действительно всех повергла в шок. Чтобы вы понимали: ко мне даже из Японии журналистка прилетала в Барнаул. Для людей это действительно был нонсенс. Поэтому я уверена, что если бы со мной подобное случилось сейчас или даже два года назад, то вряд ли бы я смогла выйти сухой из воды, скажем так.
Сегодня я в твиттере видела, что меня даже обвинили в сотрудничестве со следствием, ведь у нас оправдательных приговоров 0,1 %. Многие люди даже не верят, что мне удалось [добиться прекращения уголовного дела], потому что я сама долго не верила.
— Сейчас вам отказали в выдаче загранпаспорта из-за «экстремистских высказываний» в соцсетях. О каких высказываниях идет речь, вам не объяснили?
— Мне отказали из-за «экстремистских высказываний», да. Я не знаю, из-за каких. Сначала шла речь просто про «экстремистские высказывания», и не было речи о том, когда они были сделаны. Я там чуть не поседела, потому что думала, что речь о текущем моменте, уже попрощалась со свободой. Думаю: «Ну всё, вот так мне и сообщили о новой уголовке». Но женщина потом сказала, что речь про 2018 год.
— Какие последствия уголовного дела вы на себе испытали? Чувствуете ли вы их сейчас?
— Самое главное — это проблемы с трудоустройством. У меня до 2018 года был достаточно большой опыт работы в банковской сфере. Сейчас, соответственно, меня ни одна служба безопасности крупного банка не пропустит. Я пытаюсь отправлять [резюме] в какие-то более молодые маленькие банки, но пока ответа не получаю. Плюс мне, например, отказывали в выпуске карт. «Тинькофф» отказал без объяснения причин в 2020 году, и «Сбербанк» [тоже отказал]. После этого я не пробовала, не знаю, как сейчас будут дела обстоять. Это уголовное дело на до и после разделило мою жизнь — без преувеличений.
— Следите ли вы за тем, как изменилась практика по антиэкстремистским статьям после вашего уголовного дела?
— Да, я стараюсь за этим следить. Конечно, в 2019 году несоизмеримо меньше стало уголовных дел, чем до моей ситуации. Павел Чиков назвал это эффектом Мотузной.
Что такое «эффект Мотузной»? ↓
После начала уголовного преследования Марии Мотузной и общественного резонанса 282-ю статью УК («Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства») частично декриминализовали. «Наметился тренд о закрытии дел против „онлайн-экстремистов“ как в судах, так и на стадии следствия. В отдельных случаях такая либерализация зацепила и тех, кого обвиняли по ст. 280 УК РФ», — писали в докладе за 2018 год юристы правозащитной организации «Агора».
По данным Судебного департамента, за первое полугодие 2019 года по ч. 1 ст. 282 осудили 12 человек, а за аналогичный период 2018 года — 203 человека.
Однако по итогам 2019 года стало понятно, что значительной либерализации не произошло: количество приговоров с реальным сроком заключения уменьшилось незначительно: «В 2018 году в колонии общего и строгого режима за посты попали 45 человек, в 2019-м — 38», — указывает «Роскомсвобода».
— После того как на вас завели уголовное дело, вы уехали из России [в Украину], но спустя год вернулись. Не опасались ли вы нового преследования?
— Знаете, меня скорее пугали знакомые, люди из оппозиции, которые знают эту практику. Они говорили: «Ты что, не суйся в Барнаул, езжай инкогнито». Когда в 2019 году я в первый раз поехала в Барнаул, я скрывала в соцсетях, что я в Барнауле, потому что было страшно. Но — тьфу-тьфу-тьфу — всё в порядке. Я просто вернулась, потому что дело закрыли и я поняла, что все-таки хочу жить в России.
— Повлияло ли уголовное дело на ваше поведение в соцсетях?
— Конечно да. Как бы мне ни хотелось это отрицать, это факт. Я многие твиты, когда происходят какие-то события, не пишу, потому что понимаю последствия. И, как бы это грустно ни было, да, самоцензура, конечно, присутствует в рамках Уголовного кодекса. Например, боюсь делать репосты о войне и писать свое мнение.
— Что вы сейчас намерены делать с оформлением загранпаспорта?
— Примерно полтора месяца назад я оформила нотариальную доверенность на своего барнаульского юриста, который мне в 2019 году отсудил у Минюста 100 тысяч [рублей] моральной компенсации, и на маму, поэтому через них я планирую решать это с алтайским МВД.
— Вы оформляете загран, чтобы покинуть Россию?
— Я оформляю загран для своего внутреннего спокойствия, потому что в 2018 году я смогла покинуть Россию в разгар уголовки только благодаря его наличию. Поэтому сейчас, в нынешних обстоятельствах, так просто спокойнее. Плюс хотелось бы, возможно, куда-нибудь съездить отдохнуть — на море или еще куда-то. Уезжать из России я не собираюсь.
Мы работаем для вас — оформите донат, чтобы «Бумага» и дальше писала о событиях в Петербурге
поддержать 💚Что еще почитать:
- «Я жил, никому зла не желал». Как Олегу Белоусову выносили приговор 5,5 года колонии по делу о военных «фейках».
- «На меня трижды нападали на улице». Как за год войны изменился уровень гомофобии в России и чем отличается Петербург?
