После распада СССР в Россию массово мигрировали грузины, армяне и азербайджанцы. «Бумага» провела социологическое исследование, чтобы узнать, как складываются судьбы их детей в Петербурге.
Социолог «Бумаги» Серафима Бутакова поговорила с 16 молодыми людьми, родители которых переехали в Петербург из стран Закавказья. Во время глубинных интервью мы выяснили, ощущают ли они себя «мигрантами», как сохраняют связь с национальной культурой и сталкиваются ли с ксенофобией. Об итогах трехмесячного исследования читайте в нашем спецпроекте. Полный текст отчета можно посмотреть по ссылке.
Почему выросшие в Петербурге дети мигрантов общаются на двух языках, зачем уже во взрослом возрасте учат армянский, грузинский и азербайджанский и как им в этом помогают родственники и друзья?
Грузинка, армянка и азербайджанка из Петербурга рассказывают, почему для них важно говорить на языке родителей и как это повлияло на их отношение к национальной культуре.
Назила
Учит азербайджанский
— Первым в Петербург переехал мой отец. Он родился в селе, в большой семье, но знал, что не будет там жить. У него было три брата и шесть сестер, старший брат переехал в Петербург и выучился там. Но есть такая традиция: старший ребенок в семье должен оставаться рядом с родителями. Поэтому старшего брата позвали обратно и сказали, что он должен жениться и остаться с родителями.
У моего отца была возможность уехать [насовсем]. Он выучился в Петербурге, нашел работу, а потом в Петербург приехала моя мама, которая училась с ним в одной школе, — и они поженились. Отец адаптировался очень хорошо. У него не было никакого диссонанса, он с легкостью принял среду и строил отношения с людьми. Моя мама — очень религиозная женщина, и ей было легче взаимодействовать с людьми ее национальности.
Дома мама разговаривала со мной и братом на азербайджанском, а папа — на русском. В семье я могла отвечать и на русском, и на азербайджанском, но чаще всего отвечала на русском. Поэтому я понимала, что мне говорят, но было сложно самой выстроить какое-то толковое предложение.
Каждое лето мы с семьей ездим в Азербайджан и проводим там свои каникулы. У меня даже в детском саду бывало такое, что когда я возвращалась после летних каникул, забывала русский язык. Иногда мама [в детском саду] за меня объясняла, что я вообще ничего не могу сказать, а я чувствовала себя такой беспомощной: я забыла язык, на котором говорила несколько месяцев назад. Мне нужна была неделя, чтобы его вспомнить.
В подростковом возрасте был переломный год, когда я почти напрочь забыла азербайджанский. Когда мне было 12 лет, мы не поехали в Азербайджан, потому что в селе, где живет бабушка, случилось землетрясение. Со всеми всё было хорошо, но мы не полетели. И после я вообще перестала говорить на азербайджанском. Когда я прилетала в следующие разы, говорила только на русском. И еще после этого у меня проявился [русский] акцент, который остался до сих пор.
В сентябре прошлого года я начала учить азербайджанский язык. Раньше я не изучала его, потому что проводила время с родственниками, которые знают русский. Но летом 2018-го я познакомилась с людьми, которые не так хорошо владеют русским, и мне было даже как-то стыдно говорить на нем. Ведь людям важно знать, что несмотря на то, что ты живешь в другой стране, ты все-таки владеешь языком и не забываешь о своей национальности. Я всегда знала, что наступит момент, когда у меня появится мотивация и мне захочется по-настоящему изучать азербайджанский — не только как разговорный, но и глубже.
Грамматика в этом языке легче, [чем в русском]. У меня два словаря, и почти каждый день я их пролистывала, выделяла слова, которые мне интересны и которые мне бы хотелось употреблять. Сейчас я уже закончила их изучать, но не могу найти словарь с большим количеством слов. Я переписываюсь со своими родственниками [на азербайджанском], и они меня поправляют.
Я продолжаю [стараться] больше говорить [на азербайджанском], а два месяца назад была в Азербайджане, и там использовала свои знания на практике. Все так восхищались — это было приятно. Но всё равно в переписке люди иногда используют слова, которые я не знаю и не встречала в словаре.
Мне кажется, [после того, как я начала изучать язык,] мои родственники лучше меня узнали. Мы уже не говорим о каких-то базовых вещах, я уже могу выражать свое мнение насчет разных моментов.
Еще я изучаю французский и когда что-то говорю, то задумываюсь, а как это же сказать на азербайджанском или на французском. Начинаю советоваться с родственниками, но бывает, что неправильно использую порядок слов в азербайджанском.
Лолита
Учит грузинский
— Моя семья смешанная: мама — русская, а отец — грузин. После войны в Абхазии отец переехал в Санкт-Петербург, где впоследствии познакомился с моей мамой. Я родилась уже в Петербурге.
Рабочим языком в нашей семье всегда был русский. При этом родственники со стороны отца больше говорили на мегрельском, чем на грузинском. Но они свободно говорят и на русском, поэтому не было необходимости иметь под боком переводчика.
У мегрелов как субэтнической группы есть свой язык, но нет письменности — и в этих двух языках [мегрельском и грузинском] есть серьезные отличия. Моя мама никогда не учила мегрельский язык, но, думаю, она его понимает.
Я всегда принадлежала к грузинской культуре, а язык — ее часть. Потребность выучить его более серьезно — изучить грамматику и синтаксис, правила — появилась в более осознанном возрасте.
Национальная самоидентификация появилась у меня четыре года назад, когда мне было 16 лет: я начала чувствовать себя грузинкой. Да и для моей специальности — международные отношения — мне нужно знать как можно больше языков.
Учить именно грузинский, а не мегрельский я решила потому, что это официальный язык Грузии, на нем говорит многочисленная грузинская диаспора в разных странах мира. Но я мегрелка, и буду стараться учить параллельно и мегрельский.
Я начала самостоятельно изучать буквы, общаться с родственниками, они помогают мне в обучении, поправляют во время разговора. Я понимаю на слух большую часть [слов], но мне трудно говорить. Мне помогает не только семья, но и мои друзья-грузины из Санкт-Петербурга и Грузии: они мне пишут и стараются общаться со мной только на грузинском.
Уже больше полугода я хожу на групповые курсы грузинского, которые организует наше землячество. Посещаю их непрерывно и стараюсь никогда не пропускать. Хожу на занятия один раз в неделю — по субботам. По учебнику мы читаем, записываем материал, преподавательница что-то переводит.
Я слушаю музыку и смотрю фильмы на грузинском, стараюсь записывать свои мысли на этом языке. Кроме русского, у меня еще и свободный английский язык — он для меня как второй. И я хорошо понимаю тех людей, у которых в голове один язык постоянно переключается на другой. Но очень стараюсь, чтобы и грузинский язык тоже «включался», чтобы слова и фразы в моих мыслях всплывали на этом языке.
Благодаря учебе я стала больше понимать грузинскую культуру, потому что когда ты понимаешь язык народа и говоришь на нем, ты как будто говоришь с сердцем человека.
Мне приходилось часто сталкиваться с ксенофобией и с тем, что меня не принимали из-за того, что я «темненькая». Изучение языка дало мне возможность чувствовать себя той, кем я являюсь. И я сама стараюсь мотивировать грузин, которые не знают языка, на обучение — это очень важно.
Сейчас я руководитель грузинского студенческого объединения в Санкт-Петербурге, в котором состоят грузинские студенты, выходцы из Грузии, все интересующиеся грузинской культурой и историей. В нашем объединении много грузин из смешанных семей, но есть и чистокровные, которые тоже не знают [грузинского] языка. Я стараюсь напоминать им, что есть возможность посещать курсы [грузинского] языка. А также делюсь какими-то обучающими материалами, видео и книгами. Так мы можем помочь друг другу.
Мария
Учит армянский язык
— Мой папа — армянин из Грузии, приехал учиться в Петербург в 18 лет. Это было 21 год назад. Мама — армянский филолог и после замужества тоже переехала в Петербург.
Я говорю на армянском на простом уровне, то есть какие-то политические и философские темы обсуждать не могу. Дома мама всегда говорила на армянском, а папа мешал армянский с русским, и сейчас говорит на армянском примерно на том же уровне, что и я.
В детстве я даже не задумывалась о том, что говорю сразу на двух языках: просто быстро перестраивалась. Каждый год ездила в Армению к бабушке с дедушкой и где-то в 11 классе поняла, что мне важно знать армянский на более серьезном уровне.
В Армении я смотрела всякие политические шоу, но ничего толком не понимала, и мне это было очень неприятно. Тем более люди, с которыми я там общалась, очень хорошо говорили на армянском, а я многого не понимала. Тогда я попросила маму меня учить: она же филолог и была преподавателем. Но у нее особенно не было времени этим заниматься.
К репетитору я начала ходить пару месяцев назад, стала изучать язык с нуля. Я знаю только пару букв, но не умею их правильно писать. Армянский очень сложный: печатные и прописные буквы отличаются, а одна буква может иметь четыре разных начертания. Я учу язык так: мы изучаем букву «а» — для этого пишем и запоминаем слова, которые начинаются на букву «а» или которые на нее заканчиваются, учим функции букв. В последнее время уже начали заниматься грамматикой.
В армянском языке есть два диалекта: западный и восточный. Литературный армянский, или восточный, — это государственный язык. А на западном диалекте говорят те, кто пережил геноцид: это армяне, которые живут по всему миру. У репетитора я учусь восточному армянскому. При этом я дополнительно пытаюсь учить западный диалект — он мне очень интересен. Сейчас я как раз много общаюсь с армянами из-за границы, со своими друзьями в Америке.
Западноармянский теряется. На нем говорят в Америке и во Франции, но в итоге язык меняется: в него интегрируются какие-то французские слова, американские.
Я всегда интересовалась армянской культурой, много читала. Но когда начала изучать язык, для меня многое открылось. [Язык] показывает, как устроена логика народа. Я пытаюсь понять их философию: о чем они думали, как они думали — это всё тоже отражается в языке.
Параллельно с изучением языка мы [с репетитором] обсуждаем много всего, связанного с культурой. Мне стыдно, но я не знаю армянскую литературу, философию, историю средних веков — и мы об этом тоже разговариваем. Пока я еще не читаю на армянском, потому что это сложно.
Я мультикультуралист. Я изучаю язык, потому что чем больше ты узнаешь о своих предках, тем больше познаешь себя. Мне было интересно узнать, что у меня есть и западноармянские, и восточноармянские корни. Мой прадедушка был родом из Османской империи, он бежал во время геноцида в Грузию. Я поняла, что раз кто-то из моих предков причастен к этой истории, я должна отстаивать эти ценности и сохранять западноармянскую культуру.
Обложка: Елизавета Шавикова
